– Нет, как?

– Мне кажется, слишком наигранно, слишком пафосно, слишком хочет из себя какого-то кавалера показать. Будто рыцарь своей возлюбленной добиться хочет. Это так нелепо выглядит. Я просто усмехался про себя и в то же время чувствовал какой-то стыд за него.

– Сам ты нелепый, всё он правильно делает. По-мужски! – С претензией воскликнула Анна, – это ты, как чёрствый сухарь, вечно ходишь и пальцем не пошевельнешь ради девушки.

Каткема просто взорвался от смеха внутри себя и еле сдерживал эмоции. Сейчас он именно что и делал, так ровным счётом ничего, хотел только порезвиться, пофлиртовать чутка, но не более того. Като понимал, что ему с ней даже особо не о чем разговаривать, поэтому о всяких извинениях и унижениях не могло идти и речи.

Анне же было крайне обидно, что уже как несколько лет она активно следила за своей внешностью и желала, чтобы ее оценили. А все же лавры доставались еле приметной Фроле, которой не приходилось все детство терпеть нападки из-за лишнего веса, а затем не приходилась заниматься спортом до такого состояния, что от прошлой фигуры не осталось и следа. Это, и правда, было очень обидно.

Каткема не стал вступать в открытую и, наверняка, болезненную для нее конфронтацию. Он умел вовремя замолчать.

“Да пусть катится к черту со своими тупыми претензиями”, – подумал Като. Надо было как-то разрядить обстановку, и ему снова пришлось исхитряться, изворачиваться, смешить её, чтобы белокурая успокоилась. И на самом деле, весь этот циклически повторяющийся процесс доставлял Каткеме море удовольствия. Наверное, от того, что он чувствовал себя профессиональным и остроумным манипулятором, но, по сути, оставался тем же балбесом, как и всегда. А в некоторых моментах Като был и вовсе очень низок из-за своей гордости и тщеславия. Но что самое грустное, он не замечал этого.

Чешуа старался не переходить грань в общении с ней, чтобы впоследствии сильно не ранить хрупкие чувства. Он старался лишь закрыть собственный пробел одиночества хоть кем-нибудь, пусть это было даже временно и не по-настоящему. Като предполагал, что это жестоко, но чахнуть и засыхать без общения с противоположным полом для него было невыносимо. Каткема не понимал, что даже малое проявление ложных чувств может оказаться сильным ударом с душераздирающими последствиями.

Тем временем они подошли к её дому. Вдруг голубоглазая остановилась у густого зеленого кустарника, полностью скрывающего их. Като понял, что к чему, и решил действовать решительно.

– Сегодня день насилия какой-то. То Власа избили, то те дикари решили из своей дыры вылезти. – Грустным голосом сказала Анна.

– Да, та ещё жесть. Как хорошо, что с нами сегодня ничего плохого не произошло, а самое главное – с тобой.

– Ой, как будто ты обо мне хоть чуточку переживаешь…

– Не чуточку.

Проговорив тихо последние слова, Като придвинулся к ней поближе и тут же добавил:

– Такую прелесть надо любить и защищать. Мне очень повезло, когда я встретил тебя в первый раз, – шептал он, не отрывая от нее глаз и едва шевеля потрескавшимися от ветра губами.

– А ты, оказывается, умеешь делать комплименты, – игриво проговорила Анна, тая во взгляде Каткемы.

– Завтра на практике, на улице мой взгляд будет прикован только к тебе. – Проговорил он, осознавая, насколько убого это звучит.

Но ей даже нравилось. Они оба частенько поглядывали по сторонам, смотрели, чтобы никакой прохожий не нарушил их приватной обстановки. Телефоны у обоих, как полагается, были на беззвучном режиме. Като несколько раз своим орлиным зрением заметил, как у их ног прыгали крохотные лягушки от кустика к кустику. Но он не стал ничего говорить, ибо не хотел разрушить романтический момент и пугать девочку, которую и так бросало в дрожь от выкриков какой-то бабки. Она орала из окна на своего мужа, который был пьян в стельку и не мог себя пересилить, чтобы встать со скамейки. Каждая такая попытка заканчивалась для него падением на бордюр.