В подтверждение его слов, в дверях появился низенький лысоватый пан Козельский, владелец лавки, с портфелем в руке. Он повесил на дверь табличку «закрыто», дважды повернул ключ в замке и важно прошествовал мимо, не обращая на нас никакого внимания.

− Вот! Я не вру! Побежал в банк, барыши сдавать! – усмехнулся Вит.

− Поехали уж! Хочется в Люберцы попасть до темноты.

− Дожевать бутерброд хоть дай! Сама обедала?

От его слов в животе противно заныло от голода – поесть я забыла: хотела поскорее товар принять, а потом бабушка перебила мысли. Вит всё понял, покачал головой и сказал:

− Посмотри в пакете – там вкусности всякие. Заодно, мне бутылку с минералкой дай, пить хочу.

Дважды просить не пришлось. Я соблазнилась сырной нарезкой и пирожком с капустой, постеснявшись разворачивать в салоне машины многочисленные свёртки. Вит предусмотрительно взял две литровые бутылки «Лужничной» − он знатный водохлёб. Одну протянула ему, из другой отхлебнула сама. Я любила этот горьковато-солоноватый вкус – пузырьки газа немедленно ударили в нос.

− По спине постучать? – спросил Вит. Я покачала головой, мужественно борясь с кашлем. Он подождал, пока дыхание придёт в норму и запустил мотор. Мы уже миновали Стару Браму – символическую арку, отмечающую въезд в Цмянки, как друг привычно взлохматил волосы и сказал, без особого сожаления:

− Любке забыл позвонить – мы с ней уговорились сегодня вечером прогуляться.

− Из Люберцы позвонишь – там тоже есть телефонные будки, − пожала я плечами.

Вит, как раз усердно крутивший руль, входя в заковыристый поворот, за которым начиналась дорога через лес, лишь дернул уголком рта и ответил:

− Да ладно! Ничего с ней не станет. Подождёт немного и домой пойдёт.

− Так будет тебе потом головомойку устраивать! – удивилась я спокойной реакции друга. – Любка просто так не спустит, ты же знаешь!

− Да Бог с ней! – усмехнулся Вит, бросив отчаянный взгляд в мою сторону. – Что-то уж слишком она мне часто те головомойки устраивает: надоело! Захочет уйти – держать не стану.

Я сцепила руки, стараясь не выдать эмоций – не моё дело, но что-то не ладится у Вита с девчонками. Поначалу считала его подруг – он их в школе каждую неделю менял, потом бросила, сбившись со счета. Не могу понять, в чём дело – вроде добрый, заботливый – для меня самый лучший! Чего им надо? Сначала думала – целоваться не умеет, но Бася рассказывала девчонкам, косясь на меня – целуется Вит отлично.

− Что примолкла? – от его улыбки, как от солнышка, потеплело на душе. – Не переживай, разберёмся мы с Любкой. О себе лучше подумай, когда с парнем встречаться надумаешь?

Я вздохнула: можно подумать, те парни за мной, ведьмой, табунами носятся!

− Вот уедешь в свой университет, так и надумаю! Ты мне всех ухажеров распугал!

Хотела разрядить обстановку, но друг почему-то напрягся, меж бровями залегла ложбинка. Некоторое время он рулил молча – за окном пробегали лесные полянки вперемежку с вековыми соснами. Бабушка рассказывала, что в наших лесах очень хара́ктерный леший – ещё не каждого через свои владения пустит. Мы тут родились − не замечаем ничего, но пришлых, бывает, водит кругами, а в Цмянки не пускает.

Ехали молча, разговор не клеился. Виту надоела тишина, он стал на ходу крутить ручку приёмника, наехал на кочку, тихо ругнулся…

− Оставь! На дорогу смотри! – оттолкнула я его руку от приборной панели. Чуть покрутила ручку, нашла станцию с романтическими песнями. Некоторое время он стойко терпел, а потом опять ухватился за ручку приёмника. На мой возмущенный возглас, пробормотал:

− Сил нет нытьё слушать! – накрутил рок, улыбнулся, покачивая головой в такт гитарным басам и ударным. Беата проснулась и тут же запустила когти мне в колени – она рок терпеть не может. Что за несправедливость? Вит музыку поменял, а досталось мне!