− Бабушка меня погрызёт! А всё зелье это, проклятое!

− Стоп! Стоп! По порядку! – замахал руками друг. Пришлось рассказывать – про зелье, что пани Сальда положила по ошибке в нашу коробку, про бабушку, про блондина и его отца-координатора…

− Вот жеж! – скрипнул зубами Вит. – Слухи ходили, координаторов отменить должны – не в средневековье живём!

− Не слышала такого. А эти, отец с сыном, не похожи на теряющих работу – вон, деньги разбрасывают, что мусор под ногами. Ой, что ж делать? Может, на автобусе в Люберцы смотаться? Тут не далеко: чуть дальше Поддубников, только в другую сторону…

− Так, прекрати истерить! – Вит потеребил подбородок, как всегда делал, стоило задуматься. – Деньги у тебя есть, − он красноречиво глянул на сумочку, в которой исчезла банкнота в десять прачи. – Давай я возьму почтовый грузовичок и отвезу – с тебя только заправить.

− А пан Дрымка тебя завтра не заругает?

− Даст Бог, он ничего не узнает. А если доложит кто – ну и что? Бензин-то я казенный не растрачу, а остальное – не так страшно. Всё равно уже меньше месяца доработать осталось…

Он виновато глянул исподлобья – поступление в Карловградский университет − для меня больная тема, и Вит это знал.

В Цмянках машины были только у мэра, начальника жандармерии и пани Выховской, богатой вдовы, которая держала гостиницу. На почте числились два грузовичка в службе доставки, один из которых водил мой друг. Ещё, грузовик был у мельника в Поддубниках – он его частенько сдавал пану Сёрбе, чтобы развезти мёд. Второй почтовый грузовик часто нанимали наши лавочники, поэтому, на деле, посылки доставлял только Вит. Начальник почты, пан Дрымка, не хуже меня переживал о поступлении Вита в университет: кто заменит его? – не известно!

В Преважню через Люберцы ходил автобус, только не часто – каждые два часа. Если на нём ехать, есть риск попасть обратно только завтра… Чего там – конечно я согласилась!

− Только в магазин зайдём – с обеда маковой росинки во рту не было! Я ж домой не скоро попаду! − тут же воспользовался случаем Вит.

− Ладно уж! – вздохнула я. Вчера он с аванса меня угощал мороженым. – Только сам в бакалею пойдёшь – вдруг там те блондины! Я в машине побуду.

− Как скажешь! – улыбнулся друг, направляясь в сторону припаркованного на площадке почтового грузовичка, с пузатым капотом и по-лягушачьи круглыми фарами.

***

Вит ушел в лавку, а я сидела, удобно расположившись на упругом просторном сидении, поглаживая для успокоения снежно-белую шерстку Беаты, свернувшейся клубком у меня на коленях. Коргоруша усердно делала вид, что спит, а я прикидывалась, будто верю ей – разговаривать не хотелось. Встреча с координаторами, отцом и сыном, всколыхнула сильнее, чем предполагала.

Через пять минут из дверей лавки появился довольный Вит – без очков, с увесистым пакетом в одной руке и бутербродом с колбасой в другой. На лице застыла блаженная улыбка – как же парни любят поесть! Я задержала взгляд на пакете, явно тяжёленьком – друг обещал разменять банкноту… Похоже, разменял он её очень продуктивно.

Вит открыл дверцу машины с моей стороны и сунул под ноги пакет:

− Держи! Там есть, чем поживиться! Давненько так не отрывался. Пан Козельский, увидев твои десять прачи переменился в лице: небось подумал, почтарям зарплату подняли! Всю сдачу у него выгреб, − друг порылся в кармане и протянул мне горсть пинек. – На!

− Ты что, всё потратил? Одна мелочь осталась? – возмутилась я. Вит глянул на меня, будто не узнавая.

− Стоило деньгам завестись, как сразу жадиной стала? – протянул он, вытаскивая из внутреннего кармана тонкую бумажную пачку. – Никуда твои драгоценные не делись. На десять прачи можно всю лавку Козельского скупить! Он и так после тех богатеев никак отойти не может, а тут ещё я с этой бумажкой добил его совсем!