— Что – что? — он или не понял, или притворился, что не понял.

Пришлось уточнить.

— Что будет, если я буду ходить в «Москву»? Мне там понравилось, — разжевал я для него чуть ли не по слогам.

Недовольная гримаса пробежала по лицу Елисеева, и он нахмурился. А я улыбнулась. Приятное чувство.

— На вашем месте я бы не стал выяснять, что будет, — подчеркнуто холодно и отстраненно сказал эфэсбешник.

— Но вы не на моем месте, Борис Леонидович.

Он впился в меня взглядом – фирменным взглядом каждого чекиста, который пронзал человека насквозь, выворачивал наизнанку душу и раздевал едва ли не до трусов. Я бы испугался – в другой жизни. Но не в этой. Смотря ему прямо в глаза, я медленно поднес сигарету к губам и с наслаждением затянулся. С не меньшим насаждением отметил, как дернулись желваки на его вытянутом, худом лице. Как сжалась лошадиная челюсть. Как губы, дрогнув, сложились в прямую, твердую линию.

— Доброй ночи, Кирилл Олегович, — отчеканил он голосом, от которого за версту веяло холодом и тлеющей злостью. — Езжайте аккуратно.

— Всенепременно. Не беспокойтесь.

Я остался на месте и дождался, пока Елисеев сел в машину, и они резко тронулись с места. От воды тянуло холодом и сыростью, и я замерз как собака. Как только его машина скрылась за поворотом, я залег в гелик. Иваныч встретил меня вопросительным взглядом.

— Что он хотел?

— Предупредить меня. Чтобы я не появлялся больше в «Москве».

Это могло означать только одно: я был на верном пути.

— Я бы усилил вашу личную охрану, — сосредоточившись на дороге, Иваныч заговорил со мной, только когда мы выехали за город. — От чекистов можно всего ожидать.

— Кто бы говорил, — я рассмеялся без веселья. — Давай усилим, — я согласился, потому что думал о том же самом. — Утром наберу Авере. Ему бы то же за собой последить.

И Маша. Еще была Маша, которую я теперь точно никуда не отпущу без Мельника и еще пары охранников за спиной. Гордей был надежно спрятан в глуши – одним беспокойством меньше.

— Мы в осадном положении, — я хохотнул и потянулся за новой сигаретой. — Как в старые недобрые времена.

— Прорвемся, — сурово отозвался Иваныч, не разделявший моего веселья. — Раньше прорывались, и сейчас прорвемся.

Ну-ну. Мне бы его уверенность. Раньше мы воевали с такими же отморозками, какими были сами. А теперь? Мы снова воюем? С кем? Из-за чего?

Дома у ворот меня поджидал очередной неприятный сюрприз. Завидев мое приближение, из будки для охраны вышел Мельник. Судя по его решительному лицу, он собирался сообщить мне что-то, что меня не обрадует.

— Гром? Мы можем поговорить?

— Ты время видел? Три ночи. До утра не ждет?

Он коротко мотнул головой.

— Ладно. Идем в дом.

— Нет, — он остановил меня и кивнул в сторону черного входа. — Лучше поговорим в комнате для охраны.

Что это еще за херня?..

Участок мы пересекли в тяжелом молчании. Мельник казался мне нервным — он то и дело оглядывался по сторонам и втягивал плечи, прячась от ветра за поднятым воротником куртки. Когда мы оказались внутри дома, он щёлкнул выключателем, включив свет, и сразу пошел к небольшому столу с электрическим чайником и банкой с кофе.

— Будешь?

— Я с тобой не чаи гонять пришел. Говори, что хотел.

Я опустился на диван и откинулся на спинку, чувствуя, как в голове медленно зарождается пульсирующая точка боли. Мельник, помявшись словно девица перед брачной ночью, все же взял себя в руки.

— Только дослушай меня до конца. Не психуй сразу же, — сказал он, и его первые слова уже очень сильно мне не понравились.

— Допустим.

Я вспомнил, как уже мечтал сегодня вогнать пулю в лоб Елисеева, и несколько раз сжал и разжал кулаки.