Мейер откинулся на спинку кресла.

– Так! Так! – сказал он. – Любопытная мысль…

– Но это еще не все, – продолжал Юренев. – В разговоре мальчишка несколько раз упомянул деревню Малиновку!.. Она в пятнадцати километрах от города – в сторону от шоссе…

«Черт подери, – подумал Мейер, – второй раз сегодня я слышу о Малиновке!» Но он ничем не выдал своего удивления и даже несколько скептически улыбнулся:

– А что у него может быть в Малиновке?

– Возможно, там кто-то его ждет.

Мейер задумчиво посмотрел в окно, на котором лежали мягкие солнечные лучи.

– Ну хорошо, – сказал он, – мы отпустим мальчишку. А где гарантия, что он пойдет именно туда? Нельзя же его тащить за руку.

– Вот в этом-то все дело! – оживленно воскликнул Юренев. – Надо, чтобы он сам тащил кого-нибудь за руку… Меня, например!..

– Вас?! – Мейер громко рассмеялся, столь нелепым показалось ему это предложение. – Вы уже однажды неудачно бежали… Если вам удастся это во второй раз, то даже самый круглый дурак поймет, что вы за птица!.. А что, если вас расстрелять? – вдруг спросил Мейер. – Да, да, расстрелять! – Юренев побледнел и отшатнулся. – Потом, ночью, вы выберетесь из ямы… Нет, конечно, не мертвый, – мрачно пошутил Мейер, – и постучитесь в ближайший дом. Вас увидят окровавленного, в одном белье. Слух об этом сразу же разнесется по городу.

– Ну, а потом куда я пойду? – голос Юренева дрогнул.

– Потом на дороге вы случайно встретите мальчишку, которого выпустят в это же время на все четыре стороны… – Мейер заложил ногу на ногу и с откровенной насмешкой посмотрел на Юренева. – Куда вы желаете получить пулю? В ногу или в руку?

– Лучше в руку, выше локтя, так, чтобы пуля не задела кости.

– Скромное желание! Теперь давайте подумаем, где все-таки гарантия того, что мальчишка приведет нас на явочную квартиру. Если он что-нибудь знает, мы сможем заставить его говорить гораздо более простыми средствами!..

– Боюсь, что он ничего не знает.

– Тогда какая же польза от этой затеи?

– Есть польза, – упрямо сказал Юренев. – Ни у кого не останется сомнений, что я – жертва гестапо. И тогда подпольщики сами будут меня искать… Мальчишка – прекрасный свидетель. Он спасал меня во дворе Борзова, вместе со мной сидел в подвале…

Мейер задумчиво пожевал губами. Что-то все же ему в этом плане не нравилось. Слишком громоздко. А большой опыт подсказывал ему, что лучший план всегда самый простой.

– Забирайте сигареты, – сказал он грубовато, – и отправляйтесь назад. Я подумаю.

Но Юренев с сожалением взглянул на пачку и, не взяв ее, пошел к двери.

– А сигареты? – крикнул ему вдогонку Мейер.

В дверях Юренев обернулся:

– Я сижу в общей камере, господин Мейер!..

Он заложил руки за спину, как это обязаны делать заключенные, и ногой толкнул дверь…

Мейер проводил его взглядом и некоторое время молча ходил из угла в угол. Потом, решившись, раскрыл форточку настежь и перенес со стола на подоконник графин с водой. Это был условный сигнал Т-А-87 о том, что Мейер хочет его немедленно видеть.

Через два часа, когда уже стало смеркаться, из ворот гестапо выехала машина, в которой, кроме Мейера, никого не было. Машина долго плутала по улицам и наконец повернула на шоссе.

Неподалеку от города, на высоком холме, громоздились развалины большого элеватора, напоминавшие разрушенный замок. Элеватор был разбит бомбежкой, и уже год, как в его развалинах поселились летучие мыши. Дорога к нему, ранее оживленная, теперь начала зарастать травой. Однажды на склоне холма подорвалась на мине коза, и с тех пор никто из жителей сюда не ходил.

Вот в это пустынное место и направил свою машину Курт Мейер. Он остановил ее за грудой камней и щебня, так, чтобы со стороны не было видно, а сам, перескакивая с одного обломка на другой, добирался до щели между двумя привалившимися друг к другу стенами, образующими нечто вроде арки. Пройдя несколько шагов, он открыл низенькую дверь в стене, ведущую в подвал, зажег карманный фонарь и, держа на всякий случай в другой руке пистолет с взведенным курком, переступил порог.