– Да, такова жизнь, – подытожил майор. – Пошли! Отработали. Хи-хи.

…При всём этом разговоре я присутствовал, хотя офицеры меня не брали в расчёт и не обращали особого внимания, так как давно привыкли к моему безмолвному присутствию. Но их иронические откровения, я чувствовал, беспокоили их. Ведь они были кадровыми офицерами и, безусловно, такое положение дел тревожило их. Поддавшись настроению, после их ухода я вспомнил, как проходили зимние полковые учения, в которых я тоже принимал участие в качестве заряжающего среднего танка Т-54. Это были мои первые учения, и я, естественно, пытался что-то понять. То и дело под грохот гусениц задавал вопросы командиру танка младшему сержанту Ганну, пока, наконец, не понял, что он и сам мало что понимает, выполняя приказания командира взвода.

После езды мы в глухом сосновом лесу вырыли в снегу углубление и тщательно замаскировали наш танк, направив ствол стомиллиметровой пушки в сторону предполагаемого противника. Всё это мы делали чётко и быстро. Однако потом, позднее, при разборе и подведении итогов учения, я неожиданно узнаю, что ствол пушки нашего танка был направлен вовсе не в сторону противника, а на наши позиции.

От всего этого мне вдруг стало невыносимо грустно и обидно. Обидно за армию и за себя, рядового солдата, которого оторвали от молодой и любимой жены, от учёбы в университете, и заточили на целых три года за забор, чтобы не изучать и постигать военное дело с целью защиты страны, а участвовать в какой-то нелепой жизни: мыть полы и посуду на кухне, перебирать овощи в хранилище, расчищать плац, чтобы удобно было маршировать по нему утром и вечером, клеить и разрисовывать оформительские планшеты, выслушивать примитивные нотации и строевые команды старшины…

Среди нас был солдат первого года службы, «вырванный» с философского факультета МГУ, он легко мог читать лекции и писать научные статьи вместо того, чтобы чистить картошку.

Очень смешно выглядел и дамский мастер – хилый парикмахер, с тонкими пальчиками, в качестве полкового свинаря.

И главное то, что ничего нельзя было изменить. Многие из нас высказывали идеи о том, что можно призывать в армию всего на шесть месяцев или, в крайнем случае, на один год и заниматься по-настоящему военным делом.

30.09.62г

Без идеи, без сознания долга в нашей армии служить никак нельзя. Всё будет казаться ужасным и, самое главное, будет беспокоить вопрос: « За что служу?» И если с этой точки зрения смотреть на действительность, всё выглядит неприглядно. Что ты будешь иметь здесь? – Ничего. Не сразу доходит, что служба – это долг. А долг надо отдавать, причём в молодые годы, когда человек рвётся вперёд и ввысь, когда надо расти и духовно, и разно.

1.12.62г

Сегодня заполнял книгу личного состава полка. Обратил внимание на графу «убывшие». «Уволен в запас», – прочёл в графе. И думал, и грустил о том, другом – гражданском мире. Вспомнился эпизод с землячкой, последней азиаткой, которую случайно встретил здесь на вокзале. Разговорились, потом она напевала мне тихонько казахский «вальс любви». Вспомнили родину – Казахстан. « Мне не нравится здесь», – говорила она. « Мне тоже», – согласился я. Ещё бы мне нравилось здесь, да ещё в армии – свободолюбивому степняку-геологу.

Как-то стоял я в батальоне дневальным у тумбочки, личный состав находился вне казармы. И вдруг по радио раздаётся дробная мелодия казахских мотивов. Я подскочил к репродуктору, подвешенному в конце казармы, и сердце моё так же дробно и беспрерывно забилось в унисон мелодии, напомнившей мне о родных местах. Такая же тоска щемила грудь, когда я учился в Сибири и проходил практику на Дальнем Востоке. Вспомнились и стихи, которые я тогда написал в душевном порыве: