В предрассветном небе, остывая, тихо мерцала звезда. Лукаво подмигнув, будто зная, что кто-нибудь да заметит, ринулась вниз, прочертив по небу светлую полосу. В кустах глухо стукнуло. Раздалось сиплое бурканье, и наружу показалась голова.

– Кто здесь?! – хотел узнать Кроха.

Но всё молчало, и беспросветная голова скрылась вновь.

Кроха, пошарив в траве, попытался найти тот предмет, что оставил на голове его шишку. Он был уверен, что какая-нибудь гада бросила им с балкона.

«Это какая-нибудь сволочь! – думал Кроха. – Вот найду камушек и – в первое попавшееся оконце! Пусть знают, твари, что ничего я не боюсь!»

И Кроха был прав: и в том, и в этом. Бояться ему было нечего; а люди последнее время зверели и часто бросали из своих каменных убежищ различные вещи. То ими могли стать свежеобглоданные косточки, а то и что посерьёзней: бутылки, шины, мебель…

В прошлый раз Кроха обнаружил под самым своим носом презерватив, бывшей в употреблении у некой сволочи; которая, впрочем, не забывает предохранять общество от появления в нём новых гадов.

«Этому надо отдать должное», – считал Кроха; но подобным отношением к себе был тем не менее сильно оскорблён, и в тот день избил костылём одного малолетку, который по всем признакам, если и не сделал того же, что тот неизвестный гад, но был на то вполне способен.

«Потенциальный паразит!» – сказал Кроха лежащему с разбитым носом пареньку и, удовлетворённый, тотчас простил его и забыл о случившемся.

Смочив руки росой, Кроха приятно освежил горевшее с пьянки лицо, и искомый предмет случайно был найден. Им оказалась обыкновенная картофелина. Хотя точно разглядеть было сложно, и Кроха убрал её для последующего исследования в карман, но в высоту стоящей рядом многоэтажки крикнул на всякий случай:

– Зажрались, гниды!

Угрожающе помахав в воздухе кулаком, Кроха вылез почти целиком из кустов и выволок за собой громоздкую штуку. Это было его транспортное средство. Забравшись на него, Кроха оглядел местность и нового ничего не заметил. Всё было здесь знакомым, а значит, далеко он не ушёл в своих исканиях.

«День только зачинается», – понял, оглядевшись, Кроха по первым признакам рассвета.

Из подъезда ближнего дома выбрался человек. Застёгиваясь, он чуть не защемил молнией нос и, закрыв воротником пол-лица, одной перебежкой достиг машины. Сразу за лобовым стеклом замигал огонёк, и Крохе тоже захотелось курнуть. Окошко приоткрылось. Тишину взорвал треск динамиков и шум мотора. Но почти сразу всё это вместе с вонью скрылось за первым поворотом.

– Поехал на семью свою извечную зарабатывать человек, – ухмыльнулся в зависти Кроха и, хмыкнув, утёр рукавом сопли с носа. В остальном он не чувствовал утренней прохлады: изнутри его шпарило, и на лбу проступал кислый пот.

Вдалеке горела жёлтым светом витрина с гирляндой от прошедшего праздника. Первые посетители тихонько пробирались внутрь магазина, будто боясь спугнуть удачу, а возвращаясь, торопливо расходились по укромным местам. Группами, парочками или в одиночку.

То зажигались в домах, то гасли окна. Кроха вспомнил дискотеку: сцена в клубе поделена на стеклянные квадраты, загорающиеся каждый своим цветом. Вверху кружатся мигающие блестящие шары – всё рассчитано на разноцветность, неожиданность, хаотичность. Раньше Кроха просто знал это – теперь помнил и понимал.

«Раньше и имя моё было разноцветным, – подумал вдруг Кроха. – И весь я был как винегрет… сейчас как серое это утро».

На дороге показался Рыжий. Он появился из темноты, но сам продолжал в ней находиться.

– Эй, Рыжий, иди сюда, раз уж проснулся! – приказал ему Кроха.