– Так вот оно как, – старейшина задумчиво провела пальцем по краю чаши. – Я ждала, когда это начнётся.

Кайя напряглась.

– Вы знали?

– Не знала, – женщина покачала головой, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на грусть. – Но догадывалась. Я надеялась, что до этого не дойдёт.

Она замолчала, словно обдумывая, стоит ли продолжать, но затем решительно поставила чашу на стол и внимательно посмотрела на Кайю.

– Ты пришла за ответами, и, пожалуй, я смогу тебе их дать. Но будь готова: то, что я скажу, изменит многое.

Старейшина наконец улыбнулась – но это не была тёплая, обнадёживающая улыбка. В ней не было ни доброты, ни сочувствия, лишь странное напряжение, будто женщина наконец услышала то, что ждала слишком долго. Губы её дрогнули, но глаза оставались настороженными, словно оценивая Кайю, взвешивая каждое её слово.

– Мир зеркал и наш связаны, – произнесла она, и её голос, хоть и звучал ровно, отдавался в воздухе странным эхом. – Они всегда были там, ждали. И теперь, похоже, нашли способ вернуться.

Кайя ощутила, как холодок пробежал по её спине. Эти слова врезались в сознание, разбивая все привычные представления. Она вдруг осознала, что тишина в комнате стала вязкой, давящей. Ей казалось, что стены незаметно сдвигаются, пространство сжимается, а воздух становится гуще, заполняя лёгкие свинцовой тяжестью.

– Почему я? – её голос прозвучал слишком тихо, но в нём слышалась едва заметная дрожь.

Старейшина не ответила сразу. Она чуть склонила голову, пальцы её неторопливо коснулись поверхности стола, будто проверяя его на прочность. В её взгляде, обращённом в пустоту, не было жалости. Только выжидательная серьёзность, в которой читалось понимание чего-то такого, что было за гранью человеческого разума.

– Потому что ты единственная, кто может открыть для них дверь, – наконец сказала она.

Слова прозвучали без эмоций, просто как факт, который не требовал объяснения.

Кайя замерла. Где-то в глубине сознания раздался тревожный звон, предчувствие, от которого волосы на руках встали дыбом. Её кожа покрылась мурашками, и она непроизвольно огляделась.

Напротив стояло зеркало. Оно всегда было здесь, но сейчас что-то в нём изменилось. Её отражение – неуловимо чужое, едва заметно дрогнувшее, как зыбкое отражение в воде. А затем – совсем другое. Секунда – и черты её лица стали неузнаваемыми.

Кайя вцепилась пальцами в край стола, не позволяя себе отшатнуться. Всё это становилось слишком реальным, слишком близким.

Она поняла: её выбор уже не был её выбором. Всё, что казалось определённым, рушилось, оставляя после себя лишь зыбкую тень.

Ночь пришла незаметно, окутывая Зеркальный город в плотную, тяжёлую пелену тумана. Это был не просто туман – это была сама тьма, которая медленно вползала в каждый уголок, заполняя город своей вязкой пустотой. Узкие улицы, знакомые и привычные днём, сейчас утратили свои очертания, превращаясь в зыбкие, неуловимые дорожки, которые терялись в белом море, где свет фонарей едва мог пробиться сквозь плотную вуаль. Лучи света, едва касаясь земли, рассеивались, создавая мозаичное полотно, на котором звёзды и тени перемешивались, будто невидимые руки мастера, рисующего картину, готовую исчезнуть при первом же взгляде.

Кайя шла, не замечая того, как её медленные шаги становятся всё более неуверенными. Она держала руку на кармане своего фартука, как будто сам по себе этот жест мог бы избавить её от ужасов, скрытых в тумане. В кармане лежал амулет Эмрика – его единственное наследие, тот простой, но столь важный талисман, что сам по себе казался каким-то символом защиты. Но защита ли это? Или это просто притворство, попытка вернуть к жизни то, что невозможно? Талисман был холоден, как и всё вокруг неё, а её пальцы, сжимавшие его, казались чужими. Слова старейшины эхом звучали в её голове, и этот повторяющийся шёпот становился всё более настойчивым, как если бы сама тень города пыталась произнести их вместо неё: