, Как в вечности прошедший миг.

Себя Собою составляя, Собою из Себя сияя, Ты Свет, откуда свет истек. Создавший все единым словом, В твореньи простираясь новом, Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!

Ты цепь существ в Себе вмещаешь, Ее содержишь и живишь; Конец с началом сопрягаешь И смертию живот даришь…

А я перед Тобой – ничто. Ничто! – Но Ты во мне сияешь Величеством Твоих доброт; Во мне Себя изображаешь. Тебя душа моя быть чает, Вникает, мыслит, рассуждает: Я есмь – конечно, есть и Ты! Ты есть! – природы чин вещает, Гласит мое мне сердце то, Меня мой разум уверяет, Ты есть – и я уж не ничто!

Я связь миров, повсюду сущих, Я крайняя степень вещества;Я средоточие живущих, Черта начальная Божества;…

Отец! – в бессмертие Твое. Неизъяснимый, Непостижный! Я знаю, что души моей Воображения бессильны И тени начертать Твоей; Но если славословить должно, То слабым смертным невозможно Тебя ничем иным почтить, Как им к Тебе лишь возвышаться, В безмерной разности теряться И благодарны слезы лить.»

Дело не в точности слов, которые нашел поэт. Они, конечно, не точны и относительны в одиночку, но в целом, когда все эти слова стоят рядом, характеризуя одно и то же явление, происходит перестройка нашего восприятия. Державин перестраивает нас на высокий лад. При этом, не унижая, а наоборот, возвышая, поскольку находит в себе, в каждом из нас божественную природу: «я…черта начальна Божества…»

Как настраиваться на Бога, как включить в себе то божественное, что в нас есть? Любое обращение к Богу – уже включение в нас божественного начала. Ведь мы созданы по образу и подобию Божиему. Достаточно просто произнести вслух слово «Господи», и сразу что-то включит нас в единую сеть мира. Такая у Слова сила. Такая его Божественная природа («В начале было Слово, Слово было у Бога, и Слово было Бог» Иоанн,1–1). А мощь этого включения будет зависеть от того, что мы позволим себе вообразить, почувствовать при звучании этого слова.

Если это воображение Г. Державина, то включается вся Вселенная, когда он произносит:

«Создавший все единым Словом,

В твореньи простираясь новом,

Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!»

Но кто мешает любому человеку, каждому из нас, обращаясь к Богу, представлять себе какие угодно масштабы. Чем больше, тем мощнее резонанс. А еще лучше свое воображение вывести за пределы трехмерного пространства. Это сразу выключает критика внутри нас, для которого границы понятий и явления, как точки опоры для нападения.

Конечно, когда живешь в миру, все мелкое и низкое нас мельчит и суживает, а конкретные дела втягивают нас, как в бутылку или в клетку, в прокрустово ложе узких, потому что удобных для нас действий. Где уж тут включать в себя и других, тех, из-за которых твоя польза, твоя выгода сойдет на нет? Где уж тут почувствовать мощное державинское «Я средоточие живущих, черта начальна Божества.»?

Поэтому уходили все будущие наши святые и старцы в скиты и в пустыни, подальше от мира, в природу, где над тобой не потолок клетки-дома, а все небо, где жизнь-выживание суживает только твое тело, но не дух, где к Богу обращаться легко и благостно.

Бог – это не природа, она только часть Его

Конечно, у каждого из нас свой Бог. У Феофана Грека (1340–1410) Бог был грозным, страшным и карающим, у Андрея Рублева (1360–1430), наоборот, добрым, мягким и прощающим. Все зависит от самого человека, его мировоззрения, характера, знаний, опыта. Но от того, какого мы Бога выбираем, какого представляем себе, зависит наша жизнь, те сферы, которые мы привлекаем к себе, на которые настраиваемся….

А к кому еще пойти человеку