Петровна пытается закричать, но горло перехватило. Потом наконец кричит. Из соседней комнаты слышится неразборчивая брань. Через минуту оттуда, пошатываясь, выходит её сын, лет сорока, а может, и больше, босиком и в длинных трусах.

– Чего орёшь, старая дура? – говорит он, зевая. Похоже, он ещё не совсем проснулся.

– А-а-а! – кричит Петровна, пока хватает воздуха, потом, захлёбываясь, набирает воздуха ещё и кричит опять: – А-а-а!

– Ого, да по нам тут стреляют. – Мужчина видит разбитое стекло, упавший цветочный горшок и отчего-то ухмыляется. – Главное, свет не включать, а то вторую сейчас всадят!

– А-а-а! – кричит Петровна и тут же переходит на шёпот: – Валера, зови милицию!

– Да какую ещё милицию?! Это по мне же стрельнули! Хуже будет, если вызвать. Потом отмазывайся. Затаскают. – Валера, похоже, даже доволен: будет, что рассказать приятелям.

– Да кому ты нужен, алкаш? – шепчет сквозь слёзы Петровна. Сын задумывается. Ну как кому нужен? Действительно, вроде и никому.

– В милицию, в милицию, – задыхается Петровна.

– Да ладно, мать, ты совсем освинела, – говорит сын почти ласково. – Давай спать уже. Утром разберёмся. Я кому надо позвоню.

Валера уходит в свою комнату, а то ведь мать заставит подметать осколки и землю. А потом начнутся обычные разговоры, что нужно вставить стекло, а откуда взять на это денег? Да и лень вставлять, потом как-нибудь, а пока ещё тепло, обойдётся.

Петровна сползает с кровати, ноги не попадают в тапки, она этого не замечает, да тапки и не нужны. По стеночке ползёт в коридор к телефонному аппарату, но осколки огибает аккуратно: уже почти светло, и их хорошо заметно. В коридоре останавливается на коленях, телефон с наборным диском стоит на низкой тумбочке. Снимает трубку, дрожащей рукой не сразу набирает номер ноль-два.

– Дежурный, слушаю. – На той стороне провода ответили тоже не сразу, голос сонный и недовольный.

– Милиция! Нас тут убивают. – Голос Петровны дрожит.

– Муж бьёт, что ли? – усмехаются на том конце провода. – Опять напился.

– Да нет у меня мужа! Давно уж нет! Нас тут обстреливают! Барсукова я!

– Ладно, проспись. Нажралась. Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

– Стекло вылетело!

– Да это пацаны балуют, – почти ласково отвечает дежурный и бросает трубку.

Петровна тяжело поднимается и стоит в коридоре около входной двери, прислушивается к происходящему в подъезде, на лестничной клетке, у соседей, ещё долго хрипит, пытается грозить кулаком, но рука поднимается плохо.

– А может, и так всё, – говорит она. Идёт в комнату. Она без тапок, обходит осколки, разбитый горшок, комья земли и вырванный кактус, ложится в кровать, с головой укрывается одеялом.

Барсукова ещё долго не может заснуть, и вставать страшно. Ну ладно, вроде все живы. О чём-то думать нет сил. Через несколько часов она открывает глаза: заснуть так и не удалось. Из милиции никто не идёт. Петровна вспоминает, что дежурный и не спросил адрес – кто же может прийти? Сына дома уже нет. Выскользнул потихоньку. Наверное, на работе. Хотя непонятно, работает он или нет…

Евгения Петровна спускает ноги с кровати, в этот раз попадает в тапки, обходит осколки и куски цветочного горшка, в коридоре снова собирается набрать ноль-два, приподнимает трубку, но потом горько вздыхает и кладет её на место.

Ещё она думает: хорошо, что кошка не дожила, умерла от старости. Вот бы сейчас испугалась и сидела в дальнем уголке под кроватью. Не вытащишь – там всё заставлено тяжёлыми ящиками со старыми вещами мужа. Выкинуть жалко, хотя никогда не понадобятся, это понятно. А вдруг пригодятся?

Через три дня в отделение милиции приречного района начали названивать жильцы из дома напротив банка. Обратились бы двое или трое – можно просто послать подальше. А так уже человек пять пожаловались, что у них в подъезде странный запах и, похоже, источник его находится на чердаке. Явно пахло оттуда, сверху. Участковый советовал жильцам посмотреть самим, что же им так неприятно пахнет, а у него нет времени на такую ерунду. Но забраться никто из граждан не решался. Они кричали в трубку, что так пахнет только трупяк и что приезжайте скорее. И что пожалуемся в газету. Это они, конечно, загнули. В газете уже давно никто не работает с такими случаями, никто не проводит журналистских расследований. Кому это надо? Только размещают объявления о массаже в сауне и рекламируют приём ценных металлов и натуральных волос длиннее двадцати сантиметров. И ещё рекомендуют самый выгодный ломбард. Пускай жители жалуются в газету. Ну-ну…