На прикроватной тумбочке стояли стакан, бутылка негазированной воды и упаковка растворимого аспирина. Попробовала улыбнуться такой заботе, но скривилась от неприятного ощущения.

– Спасибо, Эдик. Ты самый лучший, – шепчу, открывая воду и наливая в стакан. Выпиваю. Спасительная прохлада возвращает к жизни. Пока обойдусь без аспирина. Если само не пройдёт, тогда уже придётся идти на крайние меры.

Смотрю на циферблат электронных часов. Пять утра. Ни раньше, ни позже. В каком состоянии и во сколько бы я ни легла спать, организм подрывается всегда в одно и то же время. Привычка, выработанная за девять лет, когда мне пришлось из беззаботной юности окунуться с головой и почувствовать на собственной шкуре всю «соль» жизни.

Я училась на втором курсе юридического факультета, когда родители погибли в автомобильной катастрофе, и на мои плечи легла забота о младшем брате. Эду было десять. Совсем мальчишка, который уже всё понимал, но ничего сделать ещё не мог. Ни о каком детском доме речи быть просто не могло.

Хвататься приходилось за любую подработку, которая только подворачивалась, и моё утро начиналось в пять часов, чтобы я успела вымыть полы в ближайшем супермаркете, а в семь разбудить, собрать и отправить брата в школу, самой бежать на учёбу, а после занятий лететь ещё на две подработки.

И всё было ничего, пока, убирая последний зал поздно вечером, не почувствовала, как меня схватили за бёдра крепкие руки (я как раз наклонилась выжать тряпку).

– Какая аппетитная... Ар-р...

Я узнала этот голос. Валентин, сын хозяйки магазина, замещал сегодня свою маменьку. Скользкий и противный. С ним я почти не пересекалась, а вот девчонки частенько на него жаловались. И какого лешего он торчит здесь так поздно?

– Руки убери!

– Сонечка, детка, ты почему такая грубая?

Выпрямилась и оказалась прижатой к крепкому мужскому телу.

– Я сказала, руки убери, – повторила.

– Не могу. Я ведь только из-за тебя приехал, крошка, – прошептал Валентин мне на ухо, разворачивая к себе.

– Правда?! – съехидничала. – На всех уже успел клеймо поставить?

– Ага, – Валентин плотоядно улыбнулся.

Меня чуть не вывернуло. Я прекрасно знала, что сопротивление его только больше заводит, но он всегда получает своё. Сколько девчонок уволилось из-за этого гада. А поскольку швабру я так и не отпустила, то и приложила тряпкой к наглой роже.

– Су… ка, – выругался Валентин.

– Самая настоящая. Ещё раз меня заденешь, вылью всё ведро на твою голову. Понял?

Видимо, не понял, потому что я оказалась в следственном изоляторе, где мне предъявили ни больше, ни меньше, как кражу денег из кассы. Появившийся маменькин сынок «пожалел», сообщив, что заберёт заявление, если я буду более сговорчивой. И я указала ему направление, выражаясь совсем не по-женски.

Помощи ждать было неоткуда. Но это только половина беды. Вторая была намного хуже. Я могла потерять опекунство над своим братом. Вот это напугало больше всего, и я позвонила Щегельскому, зная, что Мартин мне не откажет, а с деньгами его семьи можно многое. Как рассчитаться с самим Мартином, я что-нибудь придумаю.

Мартин попросил помочь своего деда, Роберта Иосифовича.

Роберт Щегельский стал моим кумиром. Вовсе не потому, что вытащил меня из изолятора и снял ложное обвинение. В нём сочетались все качества, которые должны быть в настоящем мужчине: сила, воля, ум и красота, а ещё надёжность и чувство юмора. Единственный недостаток Роберта – ему было за шестьдесят, о чём я постоянно жалела, вызывая насмешки у Мартина.

Но пятно на моей репутацией осталось. Вакансию юриста я ещё могла попробовать найти, а вот с работой в правоохранительных органах пришлось бы распрощаться. Очень сложно понимать, что твоя мечта разбилась из-за каприза избалованного подонка. Но Роберт и тут помог, предложив мне работу: ему нужна была помощница. Я согласилась, не раздумывая. Во-первых, у меня появилась возможность стать такой как Роберт: сильной и независимой, а во-вторых, это стабильность, и уже можно было не волноваться, что не хватит средств на обучение брата. Для меня это было главной целью.