Он пожимает плечами и становится печальным, но говорит, тем не менее уверено:

— Ты должна переписать историю. Вернуть её к прежнему состоянию. И тогда вернёшься сама, в свой мир.

— Боюсь тебя разочаровать, но я не умею писать истории, — развожу руками.

— Умеешь. Написала же про котёнка.

Вздыхаю. Вот упрямец.

— То вышло случайно. И у меня нет лицензии.

Он смеётся.

— Теперь есть. С печатью Великого Охранителя. Держи.

И протягивает мне сияющий свиток.

Сглатываю.

— А если не смогу?

— Значит, навсегда останешься здесь, — буднично говорит он и встаёт. — Мне пора. Кто-то вновь нарушил интердикт. Тебе, кстати, тоже.

Он уходит, быстро уменьшаясь до точки. И путь его выстлан раздавленными прыгунами.

Всё вновь дрожит, и я опять лечу.

Земля внизу с овчинку. Ветер хлещет меня моим же криком.

Зажмуриваюсь, не хочу видеть, как превращусь в мокрое место.

Но упасть не дают. Ловят. Прижимают к себе. И тепло и ощущения вполне человеческие.

Теперь открываю глаза без опаски.

Он — в чёрном. Почти монашеское одеяние. Фуражка с драконом и лилиями. А над ними шипит и змеится аббревиатура — S.A.L.I.G.I.A.

Глаза серые, строгие. Только ресницы слишком длинные. Не по сану да и вообще несолидно, по-мальчишески.

Опускает меня бережно.

Качает головой.

А мне свою приходится задирать, чтобы смотреть на него — очень высокий.

— Идёмте, леди Дьюилли, — говорит он и мурашки бегут по спине от густого бархатного тембра. — Я провожу вас туда, где вы сможете отдохнуть.

Поворачивается и широко шагает прочь. Тяжёлые ботинки подбиты железом. Каждый шаг чеканится на мощённой аллее.

Едва успеваю следом, путаясь в неудобном приютском платье.

Думаю: сколько ему. На вид — около тридцати. Но он уже не дознаватель — погоны другие и на груди, у сердца, четырёх лепестковый цветок огненной лилии. Вообще странная форма — сутана священника с погонами и к ней фуражка. Но ему идёт.

Подчёркивает стройность.

На путь пролегает через благоухающий сад к хорошенькому двухэтажному домику.

Мой провожатый останавливается недалеко от крыльца и замирает в полупоклоне.

Я тоже кланяюсь в ответ, потому что не знаю, как должна отвечать ему.

Он улыбается снисходительно:

— Впредь не стоит этого делать, вы леди, светлая по рождению, а не чернь.

— Хорошо, — растеряно бормочу и боюсь поднять взгляд. Кажется, облажалась. Щёки заливает горячей волной.

— Бэзил Уэнберри, инспектор-дракон Пресветлой S.A.L.I.G.I.A, к вашим услугам, — представляется он. — Здесь о вас позаботятся, но я буду присматривать за вами, пока идёт следствие по вашему делу. Постарайтесь больше не нарушать интердикты.

— А как же это? — показываю ему свиток Великого Охранителя.

По стройной фигуре инспектора-дракона пробегает трепет.

— Это — лицензия. С нею вы не нарушаете. Но есть ещё шесть запретов. Помните их.

Он снова кланяется и… взмывает вверх. Ещё мгновенье — и громадная крылатая тень на несколько секунд закрывает мне небо.

Провожаю его и думаю, что ещё долго буду помнить и зубастых рогатых ангелов.

И бога, который оставляет алые следы на облаках.

10. ГУДОК ПЯТЫЙ

Но скоро — не до ангелов, потому что Петрович!

Пришёл!

Машет на нас руками: типа, дуйте отсюда скорей, и по сторонам зырь-зырь. Кого-то пасёт.

Пофиг. Должна.

Прыгаю ему на шею и скулю:

— Петрович, родимый, лихом не поминай!

— Тише-тише, малохольненькая моя, — хлопает по спине. — Давай скорее. Ноги в руки и мотайте отсель. Кашалоты вернулись. Распекли их. Злющие!

— И ты один! Против кашалотов!

Не позволю! У меня на этих проглот давний зуб. А за Петровича-то рвать буду. Вспомню всё, чему Гиль учил. В конце концов, всегда можно добить сидухой!