– Сука-змеюка тоже достойна любви. Маску только ты видишь. И я, и все твои подруги видим суку-змеюку сквозь маску и любим её. Маску ты только для себя носишь. И мы её не называем сукой-змеюкой.
В смысле – видят? Как это они могут видеть сквозь маску? Что за ерунду Он говорит?! Неужели, правда? Неужели все вокруг видят, какая я на самом деле, и только я одна уверена, что «здорово спряталась» – как ребенок, закрывающий глаза ладошкам?
– Вот как раз и хотела спросить. Как тебе удаётся после снятия очередной маски в ужасе и брезгливости не послать меня?
– Для нас это – просто Марина, такая, какая она есть. Ну это как ты одела красное платье. А потом сняла. В бане, например. И удивляешься, как я не послал тебя в ужасе и брезгливости. Типа в платье я тебя не представлял, какая ты без него будешь. Это для тебя есть разница. Для меня это ты, а что на тебе одето, ну какая разница мне-то. Так же и с масками.
Пример был очень странный для меня. Может быть, потому, что я не мужчина и мне никогда не приходило в голову задумываться, какая она, женщина, там под платьем? Собственно, и про мужчин я тоже так не задумывалась. С другой стороны, пример был понятен тем, что я же воспринимала людей не глазами, а каким-то другим органом чувств, и одежда, внешность и много ещё чего для меня настолько не имели значения, что я частенько их вовсе не замечала и не запоминала.
Едва успокоившись, я снова начала злиться. Всё, что Он говорил и объяснял, абсолютно не вписывалось в мои ожидания!
– Опять изнасилование любовью какое-то! Всё не правильно! Всё не по сценарию! В этом месте по тексту было: «Так вот ты какая на самом деле! Иди к чёрту!»
– Ну не умею я чужой текст декламировать, мне вечно приходится его своими словами переписывать.Вот я и переписал «так вот ты и сама увидела, какая ты на самом деле, подожди-ка, я тя за трусы поймаю, а то ведь со страху убежишь, да не боись ты, ща привыкнешь к себе, ещё и понравишься».
Моё образное мышление параллельно с чтением текста рисовало картинку, похожую на мультик «Том и Джерри», где один герой ловит другого за трусы, чтобы тот не убежал. Тот изо всех сил гребёт, пытается – и никак не понимает, что ему мешает, почему он не сдвигается с места! Слёзы высохли, злость прошла – я в голос хохотала над мультиком у себя в голове. Потом снова погрустнела:
– А без платьев меня тем более не за что любить. И то, что все мужики в бане почему-то норовили мне массаж поделать, для меня из той же оперы: «Вы что все, идиоты?!» Впрочем, и в платьях меня не за что любить. И вообще не за что. И – я и не просила. Мне и не надо. И – не надо! Оооо, сколько же во мне слёз есть, оказывается.
Изнутри пришла фраза, поразившая меня саму. И явно она предназначалась не Ему. А папе. «Вот такой вечно ревущей, глупой, бесполезной, неуспешной девчонкой меня не за что любить. Вот если бы я была мальчиком, ты бы меня любил».
– Любить и трахать – это вроде как разные слова. Так что любить мальчика или девочку – никакой разницы.
– Я не верю в то, что меня можно любить. Вообще, в принципе, кому бы то ни было.Вернее, я верю, абсолютно уверена, что меня любить нельзя. Вообще. Поэтому и не претендую. Никогда. Вон там в сторонке постоять неподалеку можно – и на том спасибо, а всё остальное – это уже непозволительная наглость с моей стороны, это нельзя.
– Я тебе сейчас ещё мозг сломаю. Нам-то вообще наплевать, веришь ты или нет. Это ж твои проблемы, что ты не веришь, мы-то один фиг будем делать так, как нам хочется и можется. Это же ты про себя. «Я не верю, что мне можно любить себя». Можно. Я разрешаю.