Крещение состоялось. Михална осмысленно и достойно отказалась от ответственности за детей. Вот чего не сделала перед смертью ее мать Мария.

Десять лет назад. С Павлом Эльвиру связал случай мошенничества со стороны хозяйки квартиры, куда она поселилась вместе с сокурсницей Любой. Хозяйка оказалась аферисткой: деньги за квартиру взяла, впускать квартирантов отказалась. Пострадавшие были вынуждены обратиться за помощью в опорный пункт. Дежурный участковый милиционер был доброжелателен, внимателен, но строг – от него в полной мере сквозило прописной субординацией. Эльвира, не скрывая эмоций, торопливо наговаривала обстоятельства дела участковому и завороженно следила за движением его губ. Казалось, он не заметил восторга, на прощанье обаял Эльвиру внимательным взглядом и только её губам сказал:

– Обещаю виновницу привлечь к ответу.

Через несколько дней в съёмной квартире на улице Захарова раздался телефонный звонок. Сняла трубку Эльвира, голос узнала.

– Вы незамедлительно должны приехать к кинотеатру «Партизан». Он недалеко от опорного пункта.

Время было позднее – десять часов вечера. Уже через полчаса она выходила из автобуса у ресторана «Каменный цветок». Поднимаясь по крутой лестнице к кинотеатру «Партизан» услышала свое имя, обернулась на голос, увидела стоящего у входа в ресторан красавца мужчину, остановилась. Это был Павел Петрович, и пока он шёл к ней, казалось, все цветы на клумбах перед рестораном вместе с ним улыбались, а она ждала и трепетала.

Он подошел, обнял Эльвиру, словно знал её всегда и всегда был рад встрече с ней. Держа её руки в своих, повёл к ресторану, сообщая на ходу, что деньги хозяйка вернула. Он помог Эльвире снять демисезонное пальто, сдал его в гардероб. Затаённо улыбаясь, подтвердил свой интерес:

– Очарован, рад знакомству!

Эльвира одета скромно – не для ресторана: юбочка—плиссе, серый югославский джемпер. Павел подвел её к столику, начал знакомить с друзьями. Одного из мужской компании представил братом – художником Александром. Светские разговоры мужчины вели, перемежая их призывными тостами о дружбе, любви, о верности… Ей не забывали наливать шампанского. Компания для Эльвиры непривычная, ей было лестно находиться среди четырех солидных мужчин. Она вслушивалась в разговоры, поддерживала тосты, так и не заметила, как стали наливать коньяк. Уже опустели соседние столики, а компания продолжала веселье. Александр, наклонившись к Эльвире, шепнул: «Он – Ваш». Наконец, стали прощаться. Эльвире вызвали такси, но Павел не отпустил её…

Откровенность рассвета рассеяла по комнате тяжелую сонливость, вырывая из полумрака неряшливо разбросанные вещи. Эльвира сидела на кровати, съежившаяся и взъерошенная, рассматривала убранство комнаты. Было зябко и нестерпимо грустно, вот так сидеть в чужой комнате. Время от времени Эльвира бросала взгляд на соседнюю кровать. Мужчина, разметавшись, лежал на ней наполовину прикрытый одеялом. Вчера он для неё был кумиром.

Ночью она ушла от него, осторожно высвободившись из объятий, и до рассвета сидела, боясь шевельнуться. Не было сил ни сожалеть, ни радоваться. Он чему—то улыбался во сне. Эльвира тоже улыбнулась. «Все будет хорошо!» – но чувствуя, что краска стыда не сходит с лица, она не успокаивалась. Она знала, что наступить должен тяжелый момент, который предстоит еще пережить – встреча с Ним. Он и Она теперь были другими. Какой будет эта встреча?. Обхватив колени руками и, упершись в них подбородком, Эльвира ждала.

Он все также спокойно спал, не чувствуя ни её взгляда, ни её трепетного ожидания. Подслеповатый портрет Есенина, вчера скорбно смотревший на неё, сегодня пошленько подмигивал. Её настораживали все безделушки, которые попадались на глаза. Все хихикало и осуждало её. Натюрморт, написанный умелой рукой, выглядел убого. Были теперь ясно видны несмелые мазки, грубые и незаконченные очертания предметов. Понимая, что она готовит себя к худшему, не зная, чем больше заняться, она встала. Не найдя возле кровати обуви, ступая босыми ногами, подошла к столу. Стол был завален книгами, посудой. Не заинтересовавшись ни одним из лежащих на нем предметов, она прошлепала по всей комнате. Плакат, склеенный из газетных вырезок, трубил о мужской силе и ловкости. Её вспугнул шорох.