– Маш, а можно я тоже попробую тебя сфотографировать? – пробормотал я, обретя снова способность шевелиться и разговаривать.

Мне срочно требовалось потрогать этот заморский, по всей видимости, профессиональный фотоаппарат. А может быть я хотел запечатлеть красоту и грациозность девушки. Она легко протянула его, накинув ремень мне на шею.

– Давай. Я с удовольствием! Нажимай кнопку наполовину – откроется объектив, и ты увидишь меня в зеркале. Вот этим кольцом настраивается резкость. Можешь отрегулировать свет этим рычажком на колечке диафрагмы. А потом дожимай кнопку спуска, только не держи долго, а то он автоматически серию снимков сделает. На всякий случай, не опускай аппарат, пока полностью не отпустишь кнопку. Понял?

– Ага.

Я навел «Canon», приятной тяжестью нагрузивший мне руку, на девушку, отступившую от меня на пару шагов, и поймал в фокус её на фоне живописной скалы в конце пляжа, красиво спускающейся в море.

– Посмотри на меня, пожалуйста. – Крикнул я Маше, невольно залюбовавшись профилем её гордо поднятой головы с развевающимися на ветру волосами.

Она начала поворачивать лицо ко мне, и я дожал кнопку до упора, намеренно удержав на пару секунд. Фотоаппарат исправно отработал серию щелчков, запечатлев девушку почти в движении.

Маша рассмеялась, глядя в мои восторженные глаза, и заметила:

– Только не говори, что никогда не фотографировал.

– А я и не говорю, – смутился я. – Я тоже очень люблю снимать и сам печатаю фотки на увеличителе. Меня мама научила. Она классно их делает. У нас дома есть небольшая комната-чулан, которую я оборудовал под фотолабораторию. Табличку вешаю на дверь «Не входить – идет процесс!», чтобы мне не мешали, проявляю… А потом люблю рассматривать на фото те места, где побывал и тех людей, с кем встречался. Наутро, весь пол в комнате бывает усыпан высохшими, скрученными в трубочки фотографиями на газетах. Так что их невольно видит и вся моя семья.

– Знаешь, я тоже люблю всё делать сама. Можно любых эффектов добиться, подержав фотографию в различных растворах. А недавно, папа привёз из Москвы несколько цветных пленок и реактивы. Я, когда приеду домой – попробую цветные фотки напечатать. Кстати, ты меня именно на такую пленку нащёлкал.

Мне показалось, Маша не хотела уходить, воодушевлённо рассказывая о своём увлечении. Потом, словно опомнившись, она протянула мне руку. Я снял с шеи фотоаппарат и вернул ей, осторожно помогая засунуть его в чехол.

– Пойдём, а то папа, наверное, уже изжарился в машине.

Нотки сожаления в Машином голосе подтвердили мою догадку. Я взял её под руку, и почувствовал, как тяжело она на меня опёрлась.

– Прости, Маш, я должен был догадаться, что тебе тяжело стоять. Но ты так здо́рово ходишь, не подаёшь виду, что тебе бывает трудно. Ты такая…! Ты обязательно будешь снова легко ходить, бегать и, может быть, станешь спортсменкой.

Она задумчиво посмотрела на меня погрустневшим взглядом.

– Спасибо тебе! Ты добрый и очень внимательный, Владик! – голос её дрогнул. – Я никогда бы не подумала, что встречу парня, который… не такой как другие, и к тому же, захочет со мной дружить! Обязательно сегодня расскажу Мишке по телефону.

Мы медленно пошли по камням к бетонной лестнице, ведущей к автостоянке. Я помог ей взойти наверх, поддержав на верхней ступеньке. Недалеко стояла белая «Волга» ГАЗ-2402 «универсал», возле которой ходил Машин папа.

– Ну что, молодёжь, пора нам ехать на обед. Вас подвезти, Владислав?

– Нет спасибо, я тут рядом в лагере живу. Мне тоже пора на обед. Все уже ушли…

– Ну, пока, Влад! – голос Маши согревал теплотой. – Мы же, ещё увидимся?