Энни еще сильнее обхватывает себя руками. Нет, Урсуле ее не отговорить. Она совершенно уверена в Джо, уверена уже не один месяц. Она долго дожидалась, чтобы он задал ей главный вопрос, тренировалась перед зеркалом, как изобразить удивление и радость, чтобы в решающий день, когда он, забрав ее с работы, по-особенному на нее взглянет, не оплошать. В тот вечер они миновали ее станцию подземки и остановили на боковой улице такси. Джо сунул таксисту записку, чтобы не называть адрес вслух, потом достал из нагрудного кармана шелковый платок и завязал Энни глаза, чтобы она не знала, куда они едут. Когда машина остановилась, он помог ей выйти, не обращая внимания на ее шутливое возмущение, и куда-то повел. Асфальт у нее под ногами сменился травой, Джо повел ее на горку, глаза по-прежнему скрывала шелковая маска. Когда они перестали карабкаться, он разрешил ей снять повязку. Как она и думала, они стояли на Примроузском холме, у их ног мерцали огни города, выглядевшего отсюда как огромная сокровищница. Джо опустился перед ней на одно колено, Энни затаила дыхание. Когда он взял ее за руку, она поняла, что немного дрожит.
– Энни, ты окажешь мне честь? Станешь моей женой?
Она еще не успела ответить, а он уже протягивал ей темно-синюю коробочку. Колечко с рубинами было тоненькое, очень женственное. Энни отмела мимолетное чувство разочарования. Она воображала, что он еще не выбрал кольцо и что они отправятся к ювелиру вместе. Впрочем, его выбор оказался чудесным, она даже допускала, что и сама сделала бы такой же.
Она ответила «да», как же иначе! Он поднял ее и закружил, как маленькую. Энни хотелось, чтобы ими любовался весь парк. Вообще-то женихов, делающих предложение своим невестам, было вокруг как собак нерезаных. Единственным, кто заметил, что ее жизнь вмиг изменилась до неузнаваемости, был старичок с пуделем на красном поводке.
Спускаясь с холма, она не шла, а летела, Джо крепко держал ее за руку, новое кольцо с непривычки врезалось ей в палец. Она улыбалась почти всем прохожим – людям, выгуливавшим собак, бегунам, строптивым подросткам, – пока у нее не заболели щеки. Ей хотелось, чтобы весь мир узнал, что она станет миссис Джо Фернсби, и разделил ее радость.
И вот теперь Урсула убеждает ее, что все это ошибка! Ее, девятнадцатилетнюю! Это возраст, когда ты уже знаешь себя и способна на самостоятельные решения. Это решение – правильное, так подсказывало ей сердце.
– Знаю, Урсула, ты считаешь меня слишком юной, – говорит Энни. – Но мы с тобой разные. Я не училась в колледже. Я готова к новому этапу. – Она ожидает от Урсулы возражений против этого заявления и делает паузу, ждет, что сестра ее перебьет, но та молчит, и Энни сбивается с мысли. – Я готова строить свою семью, – продолжает она, – завести детей. Знаю, Джо сознает свою привлекательность и вовсю со всеми вокруг флиртует. Наших родителей он очаровал без всякого труда. Но все это показное, на самом деле он добрый и заботливый, с ним весело, я знаю, что он меня любит. Это действительно так.
Энни тянется через стол, чтобы дотронуться до руки сестры. Сделать это нелегко, приходится привстать на цыпочки. Она чувствует, как Урсула слегка отстраняется, но все-таки допускает прикосновение.
– Что тебе стоит просто за меня порадоваться, Урс? Пожалуйста.
Урсула делает вдох, чтобы ответить, но ей мешает низкий, утробный храп. Отец сотрясается во сне, и Энни спешит отдернуть руку, готовая к бегству. Лицо Урсулы опять деревенеет, тонкие губы превращаются в две белые полоски.
– Поступай как знаешь, – говорит она. – Вот закончу курс – и тоже сбегу отсюда как можно дальше, только пятки засверкают. Выйдешь ты за него, не выйдешь – мне все равно. Но только не ищи меня и не рыдай, когда останешься одна с детьми, которых тебе будет не поднять, когда к двадцати пяти годам твоя жизнь будет кончена. Это твой выбор, Энни, твоя ошибка.