– Вот как-то легкомысленно рассуждаешь. Это у тебя с Полесья идет, где беги да стреляй. А у нас дело тонкое.

Про тонкое дело – тоже любимое его выражение, которое обычно заканчивалось каким-то поручением, порой бесполезным и дурацким.

– Капиталисты, – ткнул полковник пальцем в газету. – Они же не дурачки. Они же работают. Они же козни ткут, как пауки паутину. Поэтому когда что-то происходит неординарное, чекист что должен видеть?

– Происки западных спецслужб, – устало кивнул я.

Беляков славился своей паранойей. Он везде и всегда высматривал эти самые происки. Самое смешное, не так уж и редко его паранойя оправдывалась. Да, на такой должности нужен именно параноик. Который не упустит ничего. Тут с ним мало кто мог состязаться. Хотя вижу, что сейчас он мается дурью.

– Именно!

– Семен Артемьевич, какие происки? – вздохнул я. – Были бы происки – Ленковского убили бы. Покалечили бы. Похитили.

– Э, происки – они разные бывают… Ты вообще читал, что написал? – Он положил ладонь на рапорт.

– И даже писал.

– Бездумно писал. Вон, список похищенного.

Дальше я знал, что он скажет.

– Портфель. А в портфеле что?

– Ну уж не секретные документы. Наши ученые даже философские идеи об устройстве Вселенной и ее окрестностей в секретные блокноты записывают, которые в сейф кладут, – резонно возразил я. – Приучили их.

– Портфель большой. А физик наш – человек творческий. Мало ли что закинуть туда мог.

– Что именно он мог туда закинуть?

– Вот это ты и выяснишь, – ласково проворковал Беляков и, видя полное отсутствие энтузиазма, добавил: – Ну а если обычная уголовщина, то и это наше дело. Участники Проекта должны наглядно видеть, что за любую агрессию в отношении них виновные будут неминуемо и жестоко наказаны. В общем, сдавай командировочное удостоверение. И приступай…

Из синего фургона ГАЗ-51 с красной полосой и надписью «Милиция» бравые милиционеры выгружали цыган – нескольких женщин с детьми и пару мужчин. Мужчины вели себя чинно и степенно – больше напоминали какое-то проверяющее начальство, чем задержанных. Женщины отчаянно матерились.

– Кар ту́кэ дро муй! Чтоб тебе нильский крокодил твое хозяйство откусил! – орала цыганка на милиционера, толкающего ее к дверям.

– Чтоб у тебя хрен на лбу вырос! – вторила вторая.

И все в том же духе. Милиционеры не реагировали – видимо, привыкли к подобным жизненным коллизиям.

Представив, как выглядели бы стражи порядка, если бы пожелания разухабистых цыганок по поводу этих анатомических новаций воплотились в реальность, я только хмыкнул. Вот за что люблю представителей этого беспокойного национального меньшинства – ругаются они мастерски, заслушаешься. Сейчас всех их оформят за попрошайничество и мошенничество, кого-то арестуют, остальных отпустят. До следующего раза.

Я хлопнул дверцей служебной черной «эмки», которую припарковал во дворе отделения. Двухэтажное, деревянный верх и кирпичный низ, здание оплота местного порядка выглядело обшарпанным. Мне кажется, щербины от осколков времен войны еще остались. Впрочем, окрестности выглядели не лучше. Завод. Бараки, трамвайное депо, совсем чахлый парк с одинокой каруселью. Не лучший район Москвы. И руки до его благоустройства пока не доходили.

Начальник местного уголовного розыска был невысокий, с широченными плечами и мощной шеей борца, почти лысый, если не считать пуха над ушами, со страшным шрамом на лице, напоминал комкора Котовского из фильма. И очень усталый. Он только вскользь посмотрел на мое удостоверение сотрудника московского управления МГБ. Ему уже звонили сверху насчет меня. Так что он ждал моего визита в своем темном, заваленном бумагами и заставленном сейфами кабинете.