– Эльрик говорил, что меня ищет отец. – Несомненно, профессор Даргус гораздо больше знал о демонических сущностях и их взаимоотношениях, но у Зверя не было другой информации, кроме той, что он получил от Эльрика. – Я расскажу то, что слышал от него.
– Это намёк на то, что мне стоит обойтись без комментариев? – уточнил Даргус. – Или только на то, чтоб я не перебивал?
Да уж, иногда Зверь понимал, почему его драгоценный профессор не пользуется всеобщей любовью.
– Эльрик сказал, что мои настоящие родители – не те люди, в семье которых я родился, не те, кого я помню как семью. Меня… подменили в момент зачатия. В смысле их ребёнка подменили мной.
Когда Князь рассказывал об этом, звучало странно. Но это было больше года назад, в другой реальности другого мира, где и сам Зверь был другим. Да о чём говорить, там другим был даже Эльрик. А сейчас, после уроков, на которых Даргус учил куда более странным вещам, говорить о себе как о некоей… сказочной? мифической? сущности получилось не так уж сложно.
– Они тоже были не совсем людьми. Но ближе к людям, чем к духам.
О своей семье, той, настоящей
…не настоящей…
он мог бы рассказать много. Но он и рассказывал. Эльрику. А Даргуса интересовали не они. Не люди.
– А тот, кого Эльрик назвал моим отцом, он демон. И у него есть жена. Моя мать. Она – дух. Фейри. Она тоже подменыш и тоже вернулась от людей к нелюдям. Они меня и создали. Но оказалось, что отцу я был нужен для того, чтобы сразу после появления на свет убить мою душу и вложить вместо неё меч, поэтому мать меня спрятала у людей…
Профессор поднял брови. Потом поднял руку. Потом сжал пальцами переносицу и посмотрел на Зверя так, что тот без всякого повода почувствовал себя дебилом. Даргус умел так смотреть на любого, включая ректора. На ректора взгляд, может, и не действовал, но на остальных – стопроцентно. Что было одной из причин всеобщей неприязни.
Зверь и раньше попадал под раздачу, однако с такой выразительностью профессор смотрел нечасто.
– Так это вы и есть? Санкрист? Недостающий Меч мироздания? Оболтус, не способный даже самостоятельно прокормиться?
– Пока ещё нет, – буркнул Зверь, почему-то ни на миг не заподозрив Даргуса в способности сдать его родственникам. – В смысле прокормиться уже могу, вы же и научили, а Санкрист ещё не я. Но да.
– Я мог бы сообразить, – Даргус уселся в кресло, покачал головой, – мог бы догадаться. В Ифэренн один-единственный ангел считает, что у него есть семья. Не говоря уже о том, что он на весь Ифэренн – один-единственный ангел. Вы отдаёте себе отчёт в том, что нет никакой настоящей родственной связи между ним и остальными членами семьи или между вами и этим ангелом? Он – не отдаёт, но он ни в коем случае не пример для подражания.
– Он теперь знает, что я здесь.
– Где-то в бесконечном мире. Это ничего не значит, пока он не почует вас снова. А он не почует до тех пор, пока вы не проявите своей сущности.
«Бесконечный» было не просто словом, это было определение, чёткое, ясное и истинное.
– Получается, что мне достаточно оставаться человеком?
– Быть человеком вы ещё не умеете, – отозвался Даргус. – С учётом новых обстоятельств, надеюсь, что и не научитесь. Быть человеком значит в первую очередь принимать ответственность за других. А для вас это верная смерть.
Профессор идеализировал людей, и Зверь даже понимал, как это работает. За не поддающиеся подсчёту, не имеющие названий эпохи своего существования Даргус видел рождение и смерть разнообразнейших разумных видов, встречал множество разнообразнейших разумных созданий, все они были уникальны, все не походили друг на друга, и, хотя профессор не забывал никогда и ничего, если только не хотел забыть, первыми ему на ум приходили самые яркие личности, которых приходилось встречать. Надо думать, эти личности вызывали уважение независимо от того, к каким видам относились.