«Бог мой». Эти слова прозвучали в голове, как приговор.

Меркьюри уехал.

Франсис метнулся к окну и заглянул на крыльцо: пусто. Машина Меркьюри исчезла, словно растворилась. У входа никого. Уехал даже роллс-ройс отеля. Куда все подевались? Улица словно вымерла. Пыль медленно оседала на ковровую дорожку лестницы.

Франсис посмотрел на Эллен испуганным взглядом. Замер, как будто не знал, что делать. Ждал ответа управляющей. А ответ не появлялся. Воспаленный мозг был не готов к решениям.

Пуститься следом?! Бежать за машиной? Что теперь делать? Пытаться остановить Меркьюри, размахивать руками, кричать?

Эллен понимала: все кончено. Он уехал в неизвестном направлении. И уже поздно что-либо исправлять.

Пока они с Франсисом глядели друга на друга, скованные жуткой правдой, Маккинзи краснел от гнева. Берни бухтел. Оба ворчали, фыркали. Эллен уже ничего не слышала. Голова кружилась. Потолок плыл.

– … некомпетентность! – закончил свою речь Берни.

– Свинство! – рявкнул Маккинзи, и его слюни разлетелись в разные стороны.

– Никуда не нужно переезжать, – убийственным тоном сказала Эллен.

– Не расплатите…

Оба умолкли на полуслове. Что она сейчас сказала?

– Мистеру Перкинсу не придется покидать люкс, – повторила Эллен, видя, как американцы растерялись. – Я решу ту проблему, которая возникла в номере. Пожалуйста, забудем об этом разговоре.

Менеджеры замолчали. Кажется, они ничего не понимали с того момента, как управляющая подошла к их столику. Подобного исхода никто не ожидал. Маккинзи даже не успел как следует проораться. Он только начал разминаться перед нападением, как вдруг все закончилось. Так же неожиданно, как началось.

Он в недоумении смотрел то на управляющую, то на своего коллегу, словно хотел удостовериться: это ему чудится или происходит на самом деле? Управляющая не к месту устраивает провокацию, потом сама же сдает назад. Что она хочет сказать этим нелепым фарсом?

– Вы серьезно сейчас? – уточнил Берни.

– Совершенно серьезно, – ответила Эллен. – Простите за эту неприятную ситуацию. Я все решу. Пусть мистер Перкинс отдыхает в своем номере.

Мужчины смущенно переглянулись. Сумасшедшая? Или у французов такое понятие о гостеприимстве? Похоже, радужный прием здесь приходится выбивать кулаками. Разность менталитетов: им об этом когда-то рассказывали. Но такое… К этому безобразию никто не готовился.

– Простите за недопонимание, – сказала Эллен.

Берни выдохнул:

– Святые угодники, вы пришли к разумному решению. С Колином что-то решать – это самоубийство.

Маккинзи смотрел настороженным взглядом, словно думал: «недопонимание»? Как может знаменитый гость, который платит за люкс огромные деньги, иметь еще «недопонимания»! Что это за формулировка такая нелепая! Мадам Шанталь вообще оценивает степень риска, на который идет?

Маккинзи ничего не отвечал и только следил за действиями Эллен. Он удивился ее внезапной, подозрительной перемене. Из-за горячего характера был уязвлен больше Берни, наверное, поэтому пришел в себя лишь спустя время.

Журналисты послонялись вокруг столика еще пару минут, после чего разбрелись по сторонам. Они так и не увидели скрытых угроз. Поняли: жареного репортажа сделать не получится. Каждый вернулся к своей тарелке. Если профессионально насытиться не вышло, так можно было хотя бы надеяться на отличную закуску.

Эллен знала, что выглядит полной дурой. Теперь менеджеры думают: она взбалмошный диктатор с безумными идеями. Начальница добралась до власти и теперь принялась выкидывать финты! Придурковатая управляющая отеля. Самодура, как сказал Маккинзи. Отличный образ. Именно ради этого она пахала годы и рассчитывала на «репутацию»! Репутация! Теперь об этом слове можно забыть.