В тот вечер Пьеро тихонечко нашептывал слова: «Я тоже нехорошая». Ему это нравилось. Ему нравилось самому произносить ее слова. Ему хотелось открыть рот и услышать ее смех. У него возникло странное страстное желание, которое он не мог ни выразить словами, ни понять, логически себе его объяснив: ему хотелось слиться с ней воедино.

Позже тем же вечером Розу выпустили из чулана, и она пошла в свою спальню. Она была довольна, что уже настал поздний вечер, потому что от яркого света у нее болела голова. Она считала, что ей повезло. В этот раз она просидела в чулане всего пять часов, а не пять дней.

Все проведенное в чулане время она расшатывала большой коренной зуб. Он начал шататься, когда ее ударили по лицу за то, что она разговаривала с Пьеро. Теперь этот зуб лежал у нее в кармане.

Сестра Элоиза сказала ей, что она потаскушка и что она хотела его соблазнить. Может быть, сестра была права. Ей очень хотелось быть рядом с Пьеро. Это всегда доводило ее до беды. Ради него она рисковала всем.

Другие девочки уже уснули. Сиявшая на небе полная луна освещала спальню причудливым светом. Роза села на краешек матраса, сняла туфли и поставила их под кровать. Потом сунула руки под платье и стянула чулки. Выпрямив ноги, она какое-то время ими любовалась. Ноготь на большом пальце правой ноги был совсем черный и скоро должен был отвалиться, потому что по нему стукнули палкой. На левом колене темнел синяк от падения после того, как ее сильно ударили.

Она начала через голову стягивать платье. Но перед этим девочка не до конца расстегнула пуговицы, запуталась в нем и стала похожа на бабочку, пытавшуюся вылезти из кокона. Наконец Розе удалось его стянуть, она сложила платье и положила в свой сундучок. Руку, за которую ее грубо схватили, полукольцом охватывал еще один фиолетовый синяк.

Она сняла рубашку, служившую ей нижним бельем, тоненькую, как дымок от сигары. На спине остались отметины там, где ее били палкой. А на боку – во время предыдущего избиения ей сломали ребро – все еще виднелся коричневато-бурый след. В нижней части трусиков алели три пятнышка, потому что у нее были месячные. Они выглядели как лепестки розы.

Девичье тело представляет собой самую большую опасность в мире, поскольку именно над ним, вероятнее всего, может быть совершено насилие.

Роза натянула на себя ночную рубашку и прыгнула в кровать. Она долго вертелась под одеялом, думая о Пьеро. Она не знала, что означает желание постоянно быть рядом с кем-то. Ей хотелось, чтобы его переживания совпадали с ее ощущениями. Ей хотелось так его ударить, чтобы синяк появился на теле у нее.

– Я ужасный человек, – шептала Роза в потолок.

– Я тоже нехорошая, – шептал ей в ответ Пьеро.

Рождественские праздники в Монреале волшебные. Снежинки в это время года огромные. Они такие белые, что у детей болят глаза, когда они на них смотрят. Повсюду царит удивительная белизна. Повсюду царит поразительная чистота.

Под Рождество в приюте надо было провести большую работу. Там всегда готовились к представлениям для публики в мэрии. К примеру, в 1926 году показывали пьесу о пророке Данииле во рву львином. Головы детей украшали гривы, сделанные из ермолок с пришитыми желтыми нитями. Им приходилось тщательно следить за тем, чтобы перед представлением эти желтые нити не упали в их суп. В этом спектакле принимала участие Роза, зрители громко смеялись, когда она неподражаемо рычала и покачивала головой.

На следующий год, когда Пьеро и Розе исполнилось тринадцать лет, художественный комитет приюта, состоявший из монахинь, собравшихся за обеденным столом, принял решение о постановке представления о зиме. Вечером перед началом представления все дети оделись снежными ангелами. На них были крылья, сделанные из белых перьев, с тесемками, чтобы надевать их на плечи, и маленькие проволочные нимбы, приделанные сзади к их одеяниям с таким расчетом, чтобы они парили у детей над головами. Когда все спешили к повозке, которую лошадь должна была довезти до места выступления, они приподнимали руками одежды, чтобы не испачкать полы и подолы в слякоти и грязном снегу. Цокот лошадиных копыт чем-то напоминал звуки, раздающиеся в комнате, полной детей, которых мучает икота.