— Вы псих! Ненормальный, — отталкиваю его от себя.

Но это все равно что отталкивать кирпичную стену. Ничего не получается.

— Веди себя спокойно, — он слегка встряхивает меня. — Не стоит полошить всю больницу. Тут же больные.

— Я же сказала, что все объясню!

Судя по всему, разговаривать с ним бесполезно: он слышит только себя и то, что хочет слышать. Не человек, а баран! Угораздило же меня с ним столкнуться!

От неприкрытого идиотизма ситуации даже страх проходит, остается одна злость.

На улице Владимир все-таки отпускает меня.

Надо что-то срочно придумать. Хотя бы добраться до Эли! Или дождаться, пока она возьмет трубку.

Мой мучитель направляется к иномарке, думая, что я за ним, как холоп за барином, последую. Да фигушки ему.

Бросаюсь в другую сторону. Вылетаю за ограду клиники.

— Стой! — кричит Владимир.

Нагоняет меня на улице и вновь хватает за руку.

— Отпустите, — отталкиваю его.

Мимо проходят люди и косятся на нас.

— Ты сбрендила? — шипит он.

— А вы? Кидаетесь на человека прямо на улице, — возмущаюсь я. — Вот же будет интересно журналистам! Вы же стараетесь не афишировать свою жизнь, да? А тут такой скандал!

Беру его на “слабо”, и это срабатывает. Значит, мои подозрения не обманули: братья Барковские очень темные личности. Может, какие-то криминальные бароны, раз так шифруются?

Желваки на лице Владимира продолжают играть, но он нехотя отпускает меня.

— Назови хоть одну причину, по которой я должен тебя слушать? — говорит, в упор глядя на меня.

Мой телефон звонит. Эльвира. Ну наконец-то. Я вскидываю голову и беру трубку.

Псих ненормальный этот Владимир. Думает, раз он богатый, то ему все можно.

— Эля, я закончила. Можете меня забрать? — стараюсь говорить ровно, но голос предательски дрожит.

— Ой, слушай, я тут еще занята. Вызови такси. Дворецкий оплатит по счетчику.

— Эля, — зову ее, но она бросает трубку.

Я опускаю смартфон и поднимаю взгляд на Владимира.

***

Барковский смотрит на меня так, словно все уже обо мне знает, все для себя решил. И что бы я ни говорила, как бы ни пыталась объяснить ситуацию — это уже не важно. Он смотрит как человек, который принял окончательное решение, и никто не сможет его разубедить.

Даже не знаю, как сказать ему, что Илья не мой сын. Он ведь потребует доказательства. Не поверит мне на слово. Решит, что я от больного ребенка открещиваюсь. Сначала скрыла его существование, а теперь вру, что он неродной.

Значит, нужно действовать иначе. Объяснить все при Эле и Викторе, сказать, что документы на усыновление лежат в деревне, у мамы…

Вот предлагала же купить ей смартфон! Так нет, отказалась, так с кнопочным и живет! А сейчас могла бы просто сфотографировать свидетельство и на мессенджер выслать. М-да… идиотская ситуация…

Без свидетельства об усыновлении мне никто не поверит!

— Пошли, — Владимир прерывает мои размышления, кивая в сторону своей иномарки.

— Я с вами никуда не поеду, — отступаю на шаг. — Можем поговорить прямо здесь. Хотя вообще не вижу причины объяснять вам что-либо.

— Ты права. Мне можешь ничего не объяснять. К тому же я не настроен слушать твои сказки.

Он делает шаг ко мне. Нависает как башня. Сейчас он кажется особенно высоким и мощным.

— Но у тебя внутри ребенок моего брата, — цедит с неприязнью. — Сейчас поедем к нему, и там ты все расскажешь. А затем мы вдвоем решим, что с тобой делать.

— Вы правильно сказали, — вздергиваю нос, — это ребенок вашего брата! Вы здесь вообще ни при чем. Хотите чтобы я с вами куда-то поехала? Звоните Виктору! Пусть приезжает и забирает меня.

— Не понял, — Владимир сводит брови к переносице.