Главврач берет карту у медсестры, перелистывает страницы.

Я смотрю куда угодно, только не на Владимира. Хочется вырвать руку из его хватки и размять пальцы. Но стоит только пошевелиться, как он еще сильнее сжимает мою ладонь.

— Тихо, — цедит сквозь зубы.

Представляю, как это выглядит со стороны. Взяли суррогатную мать, которая бегает в детскую палату интенсивной терапии. Боюсь представить, что он уже себе напридумывал.

Главврач зачитывает диагноз.

— Это заразная болезнь? — спрашивает Барковский.

— Нет, но очень коварная. Передается по наследству и может долго не проявляться.

— По наследству, значит…

— Я могу объяснить! — делаю вторую попытку.

Ага, могу. Но поверит ли он без доказательств? Все документы на Илью у мамы в селе и свидетельство об усыновлениии тоже. Мы с Сережей нарочно оставили его там, чтобы дети случайно не нашли.

— Объяснишь, конечно, но позже. Федор Евгеньевич, — Барковский бросает короткий взгляд в сторону главврача, — прошу прощения. У нас тут семейные дела, не требующие отлагательств.

— Но, Владимир Данилович, все же хотелось бы знать, что вы решили…

— Я пришлю своих юристов. С ними все и обсудите. С меня — финансирование, с вас — отчет.

— Да-да, Владимир Данилович.

— Ну вот и прекрасно. Идем.

Он тащит меня за собой в сторону лестницы. Причем ему, похоже, плевать, что мне неудобно.

— Подождите, за мной должна Эля приехать, — пытаюсь затормозить.

Владимир резко останавливается и надвигается на меня:

— Ты поедешь со мной, а не с Элей. Только я еще не решил куда. Может, сразу на аборт? Моему брату не нужен больной ребенок!

У меня ноги подкашиваются.

Он прижимает меня к перилам. Дальше некуда отступать.

— Владимир Данилович! — мой голос дрожит. — Это не то, что вы подумали!

— А что тут думать? — он упирается ладонями в перила по обе стороны от меня. — И так все понятно. Решила по-быстрому легких денег срубить? Нет, я все понимаю: сына надо лечить. Тут все методы хороши, а? Даже обман!

Его губы раздвигает холодный оскал.

Я зажмуриваюсь, лишь бы не видеть убийственной ярости в этих синих глазах. У самой на ресницах наворачиваются слезы. От обиды внутри все кипит.

Хочу крикнуть, что все не так, но меня останавливает его телефон.

Звонок заставляет Владимира чертыхнуться. Он берет трубку и отодвигается от меня.

— Слушаю, да…

Я поспешно достаю свой телефон. Нужно позвонить Эле как можно быстрее. А может, вообще сбежать?

Украдкой оглядываюсь и натыкаюсь на ледяной взгляд Барковского:

— Даже не вздумай. Нет, это я не вам, — поясняет он в трубку, — продолжайте.

Эльвира не спешит ответить на мой звонок. А больше звонить некому: номера Виктора у меня нет.

Быстро набираю сообщение Эле.

— Топай, — Владимир сжимает мое плечо и подталкивает вперед.

— Давайте спокойно поговорим! — пытаюсь воззвать к его разуму. — Я вам все объясню!

Но проще заставить камень услышать меня!

Этот мужчина будто нарочно игнорирует мои слова. Прет к выходу, как танк, таща меня за собой на прицепе, и тут же набирает по телефону кого-то.

— Объяснять будешь в суде, — цедит в мою сторону. — Когда мы выставим тебе и Центру репродукции неустойку. Ты скрыла от моей семьи такую информацию!

Я резко замираю.

— Суд?!

Они заставят меня вернуть деньги? Боже… где я такую сумму возьму?

— Давай, не тормози, — меня подхватывают под руку и силком тащат наружу. — Думаешь, будем с тобой церемониться?

— Да отпустите меня, — пытаюсь вырваться.

— Моей семье больной ребенок не нужен. Да, Вить, — это в трубку, — ты где? Отлично, жди. Сейчас приеду с твоей суррогаткой. Будешь решать, что с ней делать. Я все объясню при встрече.