Ма́тушка, бро́шенная изба́,

Нет у тебя́ хозя́ев,

Но есть у тебя́ четы́ре угла́.

На тех угла́х есть стена́ без еди́ного окна́.

Как нет окна́ на стене́,

Так что́бы не́ было и прокля́тья на мне.

Ключ, замо́к, язы́к. Ами́нь.

Ами́нь. Ами́нь.

Све́рху с лёгким шурша́нием посы́палась порохня из ме́лкой га́льки, песка́ и и́звести. Лу́чик све́та расши́рился до разме́ров церко́вного пило́на и в образова́вшуюся дыру́ в потолке́, че́рез кото́рую уже́ мо́жно бы́ло наблюда́ть голубо́е не́бо, просу́нулась патла́тая голова́ Дани́лы Загрязского.

– Пе́тька, ты чего́ надрыва́ешься, как диа́кон на амво́не ? Чего́ там у тебя́?

– Тут поко́йник в око́вах! – нело́вко переступа́я с ноги́ на но́гу отве́тил Пе́тька, ука́зывая на скеле́т в ни́ше стены́.

– Ста́рый?

– Кто?

– Поко́йник твой?

– Чего́ он мой? Ста́рый коне́чно. Костя́к оди́н. Да́же ру́хляди на оста́лось.

– Ну и чего́ тогда́ вопи́шь? Не уку́сит чай? Мертвяко́м хоть забо́р подпира́й, всё нипочём.

При́став исче́з в проёме, но че́рез мгнове́ние опя́ть появи́лся и ободря́юще произнёс:

– Потерпи́ ма́лость. Мы сейча́с плиту́ сковырнём и прохо́д очи́стим.

– Ла́дно – махну́л руко́й Пе́тька и бро́сил опа́сливый взгляд на ни́шу в стене́. Свет из откры́того проёма рассе́ял кроме́шный мрак подземе́лья. Во мгле почти́ сли́тый с окружа́ющим ме́стом че́реп уже́ не каза́лся таки́м злове́щим, каки́м каза́лся ещё совсе́м неда́вно. Скоре́е он разжига́л любопы́тство. Беспоко́йный Петькин ра́зум уже́ иска́л отве́та на вопро́с, кем мог быть э́тот несча́стный, что у́мер здесь столь ужа́сной сме́ртью, не оста́вив по́сле себя́ ничего́ кро́ме гру́ды полуистле́вших косте́й? Что соверши́л, в чём провини́лся? Каку́ю та́йну унёс с собо́й?

Присмире́вший от мы́слей о бре́нности бытия, ю́ный князь, в ожида́нии вызволе́ния из неча́янного пле́на, встал на коле́ни и рука́ми поша́рил вокру́г в по́исках упа́вшего с о́сыпи шпанхана. Он нащу́пал что́-то гла́дкое и прохла́дное, но уже́ в сле́дующий моме́нт нахо́дка с угрожа́ющим шипе́нием вы́скользнула из руки́, в то же мгнове́ние с ближа́йшей коло́нны с глухи́м сту́ком на плечо́ упа́ло пло́тное и ги́бкое как плеть те́ло. Заде́в пра́вую щёку оно́ шурша́ соскользну́ло на зе́млю. Охва́ченный безу́держным у́жасом Пе́тька подскочи́л на ме́сте и исто́шно заголоси́л, задра́в го́лову к проёму в потолке́.

– Данилаааа, вы́тащи меня́ скоре́й!

В проёме опя́ть появи́лась голова́ приста́ва.

– Ну чего́ опя́ть? – спроси́л он недово́льно, – Усо́пший куроле́сит?

– Тут зме́и! Мно́го змей! – дрожа́щим го́лосом прошепта́л мальчи́шка, не сме́я да́же пошевели́ться.

Загрязский кри́кнул что́-то свои́м рабо́тникам и че́рез мгнове́ние просу́нул в дыру́ горя́щий фа́кел.

– А ну Пе́тя, посторони́сь! – кри́кнул он па́рню и бро́сил фа́кел вниз. Сле́дом бро́сил и второ́й чуть в сто́рону от пе́рвого.

Свет впервы́е за сто лет освети́л мра́чное подземе́лье, представля́вшее собо́й большо́й зал с ни́зким сво́дчатым потолко́м, подпёртым кря́жистыми коло́ннами двух са́женей в обхва́т. Из за́ла во все сто́роны вели́ многочи́сленные коридо́ры, не́которые из кото́рых бы́ли откры́ты, други́е закры́ты то́лстыми давно́ сгни́вшими и покоси́вшимися дверя́ми. А не́которые бы́ли про́сто на́глухо зало́жены кирпичо́м и приро́дным ка́мнем. Но гла́вное, что уви́дел Пе́тька в подземе́лье, бы́ли не мра́чные сте́ны из красно́-се́рого кирпича́, не гря́зные зава́ленные му́сором полы́, не коло́нны, поро́сшие то́лстым мхом, а обита́тели э́того угрю́мого ме́ста. Змеи́. Со́тни гадю́к устила́ли собо́й пол, вы́боины стен и тре́щины сво́дов. Они́ собира́лись в огро́мные подви́жные клубки́ в ни́шах и рассе́линах, свиса́ли с гнилы́х попере́чин покоси́вшихся двере́й, по́лзали по капите́лям коло́нн. Копоши́лись у подно́жья о́сыпи на кото́рой стоя́л он едва́ живо́й от стра́ха. До́брый деся́ток ползу́чих га́дов снова́л и среди́ оста́нков челове́ка в ни́ше.