Голене́вский вдруг заду́мался и удивлённо воскли́кнул, хло́пнув себя́ ладо́нями по то́лстым ля́жкам, вти́снутым в изря́дно потёртые ко́жаные штаны́:

– Кста́ти, а как Вы вообще́ сюда́ пришли́? Отку́да узна́ли о нас?

Аркудий в отве́т хо́лодно усмехну́лся и пророни́л нарочи́то ме́нторским то́ном:

– Ну вот наконе́ц я и дожда́лся вопро́са, с кото́рого сле́довало начина́ть на́шу бесе́ду. Вое́нные лю́ди всегда́ оста́нутся для меня́ зага́дкой. Всё де́ло в том, любе́зный мой брат, что не все про́клятые ва́ми запоро́жцы уси́лиями ру́сских преврати́лись в по́льский би́гос . Как ми́нимум одному́ удало́сь вы́браться живы́м и добра́ться до земе́ль кня́зя Константи́на Вишневе́цкого. Черка́сский ста́роста посчита́л све́дения, принесённые казако́м ва́жными для Орде́на и, вот я здесь, что́бы попыта́ться спасти́ ва́ши бесце́нные для коро́ны жи́зни.

Ро́тмистр Голене́вский недове́рчиво покача́л голово́й.

– Наде́юсь брат, Вы не счита́ете меня́ столь наи́вным, что́бы пове́рить в исто́рию о лучеза́рном ры́царе креста́, спеша́щим за ты́сячи миль на по́мощь попа́вшим в беду́ единове́рцам, кото́рых ви́димо уже́ и до́ма не ждут?

Пётр Аркудий ве́жливо улыбну́лся кра́ешком губ и охо́тно согласи́лся с собесе́дником:

– Вы пра́вы ро́тмистр. Де́ло, кото́рое привело́ меня́ сюда́ сто́ит мно́го доро́же на́ших с Ва́ми жи́зней. Но случи́лось так, что Вы ну́жны мне, а я вам. Помоги́те вы́полнить ми́ссию, и гаранти́рую, что не поздне́е Рождества́ счастли́вая па́ни Голене́вская обни́мет му́жа на поро́ге родово́го за́мка.

– Интере́сно, каки́м о́бразом Вы э́то сде́лаете? – с сомне́нием произнёс Голене́вский, но го́лос его́ преда́тельски дро́гнул.

– То моя́ забо́та, пан ро́тмистр. Пусть она́ Вас не беспоко́ит. Ва́ше де́ло – неукосни́тельно выполня́ть мои́ поруче́ния. Ду́маю, для Вас как вое́нного челове́ка э́то не соста́вит осо́бого труда́?

– А е́сли ру́сские Вас раскро́ют? Их нельзя́ недооце́нивать. Они́ кова́рны и хитры́ и сыскно́е де́ло у них поста́влено хорошо́.

– Не раскро́ют. У меня́, как говоря́т юри́сты в Лати́нском кварта́ле, безупре́чная леге́нда. Мне не́чего опаса́ться.

Пётр Аркудий встал с ла́вки, подошёл к кро́хотному око́шку, затя́нутому бы́чьим пузырём, и, наклони́вшись посмотре́л в него́. Снару́жи цари́ла непрогля́дная ночь. Иезуи́т вы́тащил из ко́жаного кошелька́, пристёгнутого к по́ясу, стра́нную коро́бочку разме́ром с ладо́нь восьмиле́тнего ребёнка. Предме́т был похо́ж на пло́ский золото́й бараба́н, укра́шенный изя́щной гравиро́вкой по торцу́. Ве́рхняя его́ часть представля́ла собо́й пло́скую кры́шку из чернёного серебра́ с напа́янными по кру́гу золоты́ми ри́мскими ци́фрами и одно́й большо́й стре́лкой, засты́вшей где́-то о́коло XII.

– Ско́ро по́лночь, – сказа́л Аркудий, непроизво́льно потро́гав стре́лку па́льцем, – мне пора́. Вели́те пода́ть мне мою́ Беатрикс. И вот ещё, любе́зный брат, да́йте мне Ва́шего бра́вого пору́чика с па́рой надёжных пахоликов , уме́ющих держа́ть язы́к за зуба́ми. Сего́дня но́чью они́ мо́гут мне пона́добится.

Ста́рый воя́ка пону́ро посмотре́л на Аркудия и сокрушённо махну́л руко́й.

– Изво́льте, – произнёс он мра́чно, – де́лайте, что счита́ете ну́жным.

Не встава́я со скамьи́, покры́той черке́сской бу́ркой, он гро́мко кри́кнул в непло́тно прикры́тую дверь ста́рой избёнки.

– Leszek, wejdź do chaty.

Снару́жи зазвене́ли шпо́ры и послы́шались поспе́шные шаги́. Дверь со скри́пом отвори́лась.

Глава́ седьма́я.

По́сле скро́мной вече́рней тра́пезы, состоя́вшей из горо́хового кулешика, гре́чневой ка́ши и мя́гкого сы́ра с жиря́нкой вся монасты́рская бра́тия в стро́гом поря́дке, согла́сно чи́ну, с пе́нием псалмо́в, напра́вилась на Повече́рие к хра́му для того́, что́бы соверши́ть пе́ред его́ сте́нами моли́тву и разойти́сь до Полуношницы по ке́льям. Стро́гий монасты́рский уста́в не допуска́л для бра́тии никаки́х отклоне́ний от заведённого поря́дка ни зимо́й ни ле́том, ни в зной, ни в сту́жу.