– Имей совесть, Викки, я и так неделю пахала за всех четверых, – девушка взяла из моих рук чайник и поставила греться. – Хочу чуть-чуть спокойствия. Со СМИ я не первый раз имею дело, для меня это как разрядка. А что насчет спортсменов, меня не устраивает политика их сообщества. Закрыли тему.

Завтрак прошел в напряжении. Не могла же Хелен разозлиться из-за невинного вопроса. Что-то тут было не чисто. Даже похвала за вкусную еду не подействовала. Она кивнула и принялась мыть посуду, не обращая на меня никакого внимания.

Около двух Хелен позвонили.

– Журналист будет через полчаса, – сухо сообщила она и ушла к себе.

Не сговариваясь, мы решили приодеться, правда, о фотосессии речи не шло. Наверно, у нас одновременно проснулось желание выглядеть притягательной и женственной. Хелен обворожительно выглядела в широких брюках и белой свободной рубашке, в ушах качались большие круглые серьги, отлично подчеркивающие короткие волосы. На фоне ее я ощущала себя простушкой: обычное серенькое платьице, на ногах неизменно были тапочки, в отличие от кошатницы, которая ходила по гостиной босиком. Теперь она сидела в кресле, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.

– Я не знала, что нельзя говорить с тобой о конкурентах, – с этими словами я присела перед Хелен. Сестра изогнула бровь. – Ну, они же являются клубом, как и мы. Пусть у нас разные направления, все равно чувствуется соперничество.

Девушка равнодушно посмотрела на меня.

– Ладно, ладно, – я взмахнула руками. – Пойду на пару-тройку букв, твои глаза очень выразительно говорят мне об этом.

Уже дойдя до выхода в коридор, я услышала:

– Барни назвал меня девушкой легкого поведения, только хуже. Дурак.

Я медленно развернулась:

– Тот красавчик Барни? – Я помню его с открытия. Веселый парень, любящий выпить и обняться.

– Да, правая рука главного из бейсболистов. Во вторник мы пересеклись на акции для детского приюта, поговорили, потом повздорили, и он бросил это слово вдогонку. Понимаешь, о чем я?

– Сказалось раздражение и агрессия, ничего удивительного, – я пожала плечами, все еще стоя в проходе.

– Викки! – Хелен вскочила с кресла, крича. – Это резало по ушам. Я поняла бы его, если оскорбление подходило по контексту, но…

– Ты считаешь, что в клубе утечка? Кто-то сдал тебя?

Она поджала губы и обняла себя, опустив голову. Вид Хелен пробудил жалость. Я уже была готова кинуться уверять ее, что такого не могло произойти, но вовремя остановилась. Может, здесь в порядке вещей обсуждать за спиной своих близких, только я не припомню этого правила, все равно лучше не вмешиваться. Ну, нельзя же просто так стоять – невежливо.

– Хелен, я…, – речь прерывает звонок в дверь. Со всех ног несусь открывать, чем не предлог окончить разговор?

За дверью меня встречает молодой парнишка среднего роста в клетчатой рубашке и очках с толстой оправой, ничего более привлекающего в нем нет.

– Д-добрый день, – тихо говорит он. – М-меня з-з-зовут Джон Браун. Я-я из газеты, м-мое нач-начальство звонило вам на п-прошлой неделе.

– Приятно познакомиться, мистер Браун, – главное не придавать значения его заиканию. Кошатницы – это настоящие леди. По крайне мере должны ими казаться. Приглашаю журналиста в дом, предлагая чай и кофе. Когда я представляю его Хелен, Джон смущается и увлекается своим блокнотом, не сводя с него глаз до конца интервью. Не уж-то он интересней, чем две очаровательные дамы?

– Ч-что з-заставило в-вас вступить в клуб? – первый вопрос и сразу в яблочко! Мы с сестрой переглядываемся, и, вспомнив вечер знакомств, я коротко отвечаю:

– Личные проблемы.