И только потом, где-то глубоко внутри, возникло тусклое, блеклое напоминание: Тузик. Я же пришла сюда искать Тузика. Но теперь это казалось настолько далеким, чужим, будто происходило с кем-то другим.

Мир стал плоским, как бумажный фон. Звук шёл с задержкой, как будто через подушку. Я словно выпала из реальности и наблюдала за происходящим со стороны. Это было то самое состояние, о котором я читала в книгах по транссёрфингу реальности: когда тебя выталкивает на внешнюю сторону потока, и ты больше не управляешь – ты просто дрейфуешь в волнах чужой воли.

Мир стал слишком ярким, слишком искусственным. Стены казались декорациями. Крик старушки – заученной репликой. Даже кровь на руках – будто не кровь, а краска. Я не чувствовала себя участницей этого театра. Я – просто зритель, случайно заглянувший за кулисы ада.

И да. Тузика я так и не нашла.

Я не помню, как оказалась внизу. Лестница – вспышками. Перила – скользкие. Крик старушки – эхом в черепе. Где-то в животе скручивалось от ужаса, но тело двигалось само, будто его кто-то вел.

На улице я стояла, как манекен с выставки "Как не надо выглядеть после работы": вся в крови, глаза без фокуса, дыхание сбоило. Мимо кто-то прошёл с ребёнком – и уронил воздушный шарик. Шарик улетел. Ребёнок заорал. Я подумала, что мы с ним одинаковые – только у меня улетел не шарик, а вся жизнь.

Скоро приехала полиция. Сирена – как удар по нервам. Из машины вылезли двое: один – молодой, с видом "я сюда не хотел", второй – постарше, с недоверием и мешками под глазами, как будто всю ночь пересматривал криминальные драмы и теперь готов к любой фигне.

– Вызывайте криминалистов, – сказал второй, глядя на меня, – тут у нас классика. Молода, в крови, без объяснений. Убийство из-за наследства или ревности.

– Я не убивала, – прохрипела я. – Я… я Тузика искала.

– Кто такой Тузик? – нахмурился младший.

– Собака, – прошептала я. – Белый шпиц. Она… она его украла.

– Кто – она?

– Вероника… Секретарша… Я просто хотела спасти…

Старший поднял брови:

– Отлично. У нас и собака, и секретарша. Ты слышал, Серёга? Это всё лучше и лучше.

Они меня не арестовали сразу. Сначала – допрос на месте. Я сидела на капоте полицейской машины, закутанная в плед, как жертва кораблекрушения. Плед вонял борщом и старым шкафом. Я пыталась объяснить всё по порядку, но выходило, как будто я пишу сценарий сериала в бреду:

– Я думала, что они похищают животных. Вероника. Она унесла собаку. Я сделала дубликат ключа. Проникла в квартиру. Хотела спасти. Но там был… он. Уже… мёртвый.

Полицейские переглянулись. Старший скривился: – Господи. Ну почему у меня всегда смена, когда начинается хардкор?

– У тебя лицо просто такое. Притягивает, – хмыкнул младший.

В машине я сидела как в клетке. Мы ехали, а я мысленно прокручивала всё снова и снова, как видеоплёнку, которую не получается перемотать. В голове – гул. Тело дрожит. Я начинаю догадываться: сейчас всё только начнётся.

И вот – участок. Стены облезлые. Запах кофе, перегара и какого-то подозрительного освежителя воздуха. Меня посадили в комнату для допросов. Там был стол, два стула и зеркало, в котором я не узнала себя. Кто эта девушка с заплывшими глазами и пятнами крови на подбородке? Точно не та, что утром собиралась героически спасти шпица.

Вошёл следователь. Большой. В свитере с вытянутыми локтями. Сел напротив, долго смотрел, как будто хотел угадать, как быстро я начну рыдать.

– Значит, шпиц?

Я кивнула. Он вздохнул.

– Знаешь, с чего всё всегда начинается? С фразы "я просто хотела помочь".