Следующие два дня я притворялась, что обедаю в парке напротив офиса. На деле – сидела на скамейке, делала вид, что листаю ленту, а на самом деле писала в телефон заметки: – 12:14 – Вероника вышла. Без сумки. – 13:01 – Вернулась. С переноской. Что-то движется внутри. – 13:02 – Такси. Села. Уехала. Записать номер. Грязная машина. Хозяин – неопрятный мужчина в кепке.

Мне удалось дважды увидеть, как она выносит переноску – непрозрачную, но с дырками сбоку. Внутри что-то шевелилось. Я поклялась: это был Тузик. Ни кошка, ни тостер так не двигаются. И оба раза она не просто гуляла – она садилась в такси и уезжала. Я не знала, куда, но потом видела, как она возвращается пешком со стороны одной и той же пятиэтажки.

Небольшой дом, облупленный подъезд, цветы на подоконниках и одинокий зонт, воткнутый в сушилку. Район тихий, без камер. Идеальное укрытие.

"Наверное, она боится, что старушка её узнает, – думала я. – А может, не просто боится. Может, она… перепродаёт собак? Ворует, прячет, потом встречается с клиентами где-нибудь в парке и предлагает пушистый товар – кто больше даст, тот и увезёт. Господи, как в чёрном рынке только с хвостами."

Меня трясло. С одной стороны – это был всего лишь шпиц. С другой – ну кто крадёт собак у пенсионеров?! Это же надо быть… ну не знаю… чудовищем. Или хотя бы очень подлой женщиной с идеальным маникюром.

А эта старушка? Чем вообще думала? Вот ведь люди! Разве можно такую собаку оставлять одну на улице, привязав к лавке? Если уж этой старушке так приспичило идти в магазин, могла бы дома оставить своего питомца. Или хотя бы посадить в тележку, как капусту! Тогда бы Веронике пришлось бы постараться посильнее. Хотя, зная её, и капусту бы унесла.

План назревал, как тесто в духовке у бабушки – неспешно, но уверенно. Я ощущала себя одновременно и агентом под прикрытием, и немного идиоткой. Впрочем, это стандартное состояние с тех пор, как я устроилась в эту фирму.

Утром, притворившись, что роняю ручку у гардероба, я элегантно (ну, насколько вообще возможно элегантно валяться на полу в юбке) приподнялась и мельком заглянула в сумку Вероники. Там всё лежало идеально – будто на витрине: ключи на брелоке в форме губ, флешка, аккуратная розовая помада и пропуск с её фотографией, где она, зараза, даже лучше получилась, чем в жизни. Всё как у шпионки. Или как у той, кто скрывает гораздо больше, чем просто свой возраст.

Я сделала снимок ключей на телефон, стараясь не вздрогнуть от собственного пульса, который стучал в ушах так, будто внутри меня поселился барабанщик из группы рока 90-х.

И да, я знала: это незаконно. Это плохо. Это может закончиться тюрьмой, позором и расстрелом совести. Но знаете что? Я не вор. Я – санитар. Я наводила порядок. Я… восстанавливала баланс добра и зла. А в случае с Вероникой – ещё и акт высшей кармы для пушистых пострадавших с хвостиком, лапками и ценником, равным моей месячной зарплате.

Я пошла в мастерскую делать дубликат. Мастер – пожилой мужик с лицом философа и руками мясника – посмотрел на фото, потом на меня, потом снова на фото. Помолчал.

– Дубликат по фото? Серьезно? Это что, развод века? – протянул он. – Или вы просто любите чужие двери?

– Нет-нет, ничего такого. Просто… подруга уехала в отпуск, ключи не оставила, а её собаку – шпица, между прочим, редкого и гламурного – она оставила дома одну. На пару дней. Без корма. Без прогулок. Просто в квартире. Я не шучу. Вот, прислала фото ключей…

Мастер прищурился:

– И вы решили проникнуть к подруге… ну, с благими намерениями, понятно. Ради животного. Гуманистка, значит?