А к завтраку распогодилось. За подсохшей и уже пыльной дорогой расходился последний утренний пар. Прохоров курил, сидя на ступеньках крыльца. Из соседнего двора слышались сопение дымокура и Васяткин голосок. Мелко смеялся Егор.

Несколько парней сидели под воротами, под навесом на сухом навозе и вяло переговаривались: ехать ли на фестиваль в Дольское – управляющий машину просил у директора, оттуда пригонят, – или вечером у кого собраться… Потом вышли на улицу. Там они долго стояли, видно, без всякого дела: было воскресенье. Прохоров смотрел на железную, мокрую от тумана крышу. Она была заляпана глиной у трубы – Прохоров сложил ее вчера к вечеру. Еще не убрана стремянка, под ней стояла лохань с раствором на дне… Кончено дело, подумал Прохоров, переночуют с Васьком и – домой.

Да, кончено дело.

Мать Егора, звеня подойником, пошла к лесу на полдни. Прохоров все смотрел на дорогу, вдоль которой пылили ветерки. На дорогу, напевая, вышла, постояла на тонких каблучках молодая женщина. Прохоров вспомнил, узнал – учительница. Она сняла косу с деревянного гвоздя, вбитого в жердь, стала спускаться в овражек к колодцу. Коса покачивалась на плече, посверкивала…

И долог показался Прохорову этот праздный день!

Под вечер он стал собираться. Сходил с мылом на речку, туго перетянул бечевкой ящик с инструментом. Но по-прежнему было тихо и безлюдно на улице. Опускалось за большим полем солнце, и поле все меркло, все меркло… Пораздумав, он принес из сеней охапку досочных обрезков, затопил печь и присел на верстаке, свесив ноги в тяжелых сапогах. Ладно была сложена печь, он смотрел на горевшие дрова. Сколько сложил таких людям – не запомнишь! «Вот переселятся в новую избу, вымоет старуха полы… – с легкой усмешкой думал Прохоров. – Новый дом – и жизнь новая должна быть».

В сумерки за речкой заиграл баян, откуда-то пришел Егор с ребятами.

– Эй, гость! – позвали Прохорова. – Покурим вместе?

Прохоров молча кивнул.

Зашли в соседний дом, Прохоров встал у порога, поздоровался. Громко и сипло пело радио.

– Концерт по заявкам! – деловито сказал хозяин, сидевший под репродуктором.

Рядом, за столом, Прохоров увидел сынишку. «Скучно, конечно, ему со мной-то. Отбился», – подумал он.

Ребята живо выставили три поллитровки, расселись вокруг широкого стола. Посмеиваясь, сел с краю и Прохоров.

– Не ездили? – спросил хозяин. Он встал и пошел к настенному шкафчику.

– Они рыбу удили к вечеру, дядя Иван, – отозвался Егор. – Только ничего не наловили.

– Да на кой ездить-то? Чего не видали? – отрывисто спросил один из парней.

– Торжественная часть бывает, футбольная встреча, – рассудительно заметил сосед Прохорова и посмотрел на него: – У нас есть – играют по первому разряду. Потом танцы, – парень загибал пальцы. – А вон Егор – и как он, мать его, их не боится? Весь день с пчелами! – меняя голос, крикнул парень.

Егор засмеялся, заблестел глазами. Он был в темном пиджаке, при галстуке. Но лицо Егора показалось Прохорову невеселым.

Хозяин зажег лампу.

Вдруг ребята повставали, все разом посмотрели на Егора. Егор подумал и отодвинул стакан.

– Тут у него вроде невесты, баба одна… Дело такое. Женить их требуется. Беда! Хошь, пойдем? – зашептал Прохорову сосед.

Впустила их в темную избу низенькая женщина – молодая ли, Прохоров не рассмотрел – и отступила, глядя исподлобья.

– Впотьмах сидишь! Чего не здороваешься, невеста? – сказали ей.

– Ну, здорово, – принужденно, тихо ответила женщина. Она так и стояла посреди избы.

Ребята, сгрудившись у стола, громко, как у себя дома, разговаривая, зажгли керосиновую лампу, стали приглашать хозяйку и Егора к столу. Прохоров посматривал на них, как ходили взад и вперед.