Электротехнику преподавал Спицын. Тоже такая мутотень, то есть сложности: синхронные генераторы, асинхронные генераторы, потом косинус фи, сдвиги и все прочее, коэффициент полезного действия, как соединять-разъединять обмотки, перемотки, схемы и все прочее. Но он тоже доносил это легко и хорошо, нравилось мне.

Потом еще был преподаватель по основам строительства и архитектуры из Министерства стройматериалов, видный мужчина.

Преподавали нам такой предмет: «Топливо, топки и котельной установки».

Как сейчас помню эту дисциплину преподавал высокий, лысый мужчина. Он такой добрый был вроде как. Он все нам говорил: «Вы смотрите на меня, я мягок, а внутри коготок. Я вас на экзамене буду строго спрашивать: дымогарные котлы Шухова, трехбарабанные, двухбарабанные, как они топятся?»

Оказывается, есть топки, которые могут торф жечь чуть ли не при 50 % влажности, половина воды. И вот все это придумано нашими учеными: Шуховым и другими. И вот это топливо, топки, и какие топлива существуют изучали.

Мы ему благодарны были за то, что он открыл нам политехнический музей. Часто нас туда водил и рассказывал о наших знаменитых изобретателях и ученых и как необходимо целеустремленно работать, чтобы открыть или сделать что-то новое в технике. Пугал он нас экзаменами, а когда курс закончился, он говорит мне:

– Собери все зачетки, заполни «Зачет», я распишусь.

На первом курсе литературу преподавала аккуратненькая женщина, лет, наверное, 60 или 55. Мне тогда после 50 лет все женщины старухами казались, а сейчас мне самому вон, в два раза больше, а я все вроде как молодой. Как вспомнишь – так вздрогнешь. Так вот, она была такая аккуратная, почему-то у нее на одном из пальцев одной фаланги не было.

Она всегда причесанная, всегда волосок в волоску, литературу любила и хорошо преподавала. «Евгения Онегина» знала наизусть и всех наших классиков. Она кончила Смольный институт, и один из последних выпусков. Вот прекрасный природный вкус и стиль Смольного института, старалась сохранить и привить его, чтобы мы не такие были обалдуи, а обалдуи с тонкостью души и добротой сердца. Из «Евгения Онегина» я положенные по программе отрывки наизусть знал, лишь бы ей угодить. Сочинение напишу какое-нибудь, на полтетрадки, а то и на целую: у того подсмотришь, как написать, тут спишешь – и получался такой здоровый талмуд. И вот такая жизнь началась, отличная от школы.

Я школьную зоологичку-ботаничку помню, она принесет на урок плакат под мышкой, раскатает, повесит на доску, а у нее нос был, на крысу похожий, такая она, она вся вытянутая, и скажет:

– А сейчас, ребята, мы изучим внутреннее строение крысы.

Разворачивает плакат, там крыса, разрезанная вдоль, и на картинках она булавками приколота к доске, и вот она:

– Вот, печень, почки и другие органы. А завтра мы будем препарировать лягушку.

Мы говорим:

– Как же мы это, препарировать лягушку-то будем? Они же живые.

Ну, они уже не прыгали, когда мы их препарировали. И там в этой сталинской школе еще и огород был.

Наша зоологичка-ботаничка каждому ученику огородик дала и приучала на практике изучать жизнь растений. Каждому отрезали 2 на 3 метра кусок земли, и мы на нем выращивали растения. Наблюдали, как они растут, все записали в дневник каждый день, приходилось полоть грядки, поливать огород, подкармливать растения. Потом начались каникулы, мы на свои огородики ходили совсем редко, но в августе мы вообще не ходили.

А пришел я в сентябре: мать честная, у меня все там выросло. Я их и не полол ничего, а помидоры, смотрю, лежат красные, и огурцы огромные. Всего было по пять кустиков каждого растения, какая-то репа выросла. Все овощи надо было собрать, описать и составить отчет. Так на практике изучали развитие растений и животных.