Так, продрогшие и голодные, казаки пустились снова в путь, подгоняемые водами Дона, несущими их всё дальше.
Только расположились обогреться на берегу и перекусить, как на низком холме показались встрёпанные всадники на гривастых конях. Их не сразу заметили и, лишь увидев их, бросились к челноку. Но было поздно. Татары стремительно вынеслись к берегу и окружили казаков, гогоча и скаля в усмешках жёлтые зубы.
– Казак? – спросил один из них, всматриваясь в пленников.
– Мужики! – почему-то ответил Гераська в испуге. Татарин, обернулся к товарищам и что-то молвил, смеясь.
Их было человек двадцать. Казаков связали, обыскали, отобрали ножи, топоры и тут же погнали, цепочкой связанных, в сторону от реки. Их конвоировали три воина, пощёлкивая нагайками и усмехаясь довольными улыбками. Не проехали и три версты, как увидели в лощине небольшой лагерь татар в окружении лошадей, пасущихся на бурой прошлогодней траве. Казаков бросили на майдане и ушли.
– Сглазил нас, Сафронушка, – мрачно заметил Аким и сплюнул с досады.
– Судьба, – так же мрачно ответил Сафрон. – Вся надежда на Данила. Слышь, друг, что я гутарю?
– Трудное дело, Сафрон. Хорошо, что Гераська сказал, что мы мужики.
– А что тут такого?
– Казаков так бы не связали, знают, что мы умеем хоть и изредка, но освободиться от пут. Стемнеет, и я попробую. Лишь бы не связали крепче.
– А что за отряд тут появился? – спросил озабоченно Герасим.
– Мурза какой-нибудь посчитал, что пора воинов своих размять перед основным походом на Русь, – отозвался Сафрон печально. – Здесь их не меньше сотни.
– Не похоже, – заметил Данил. – Меньше, но вполне может быть и намного больше. Наверняка шастают по округе, вылавливая таких дурней, как мы. Только мы тут первые, как погляжу. Вдруг Боженька над нами смилостивится и пошлёт к нам отряд казачков? – Данил даже поднял голову к небу, уже серевшему.
Некоторые татары подходили к казакам, осматривали и с довольными ухмылками отходили, судача.
– Кто знает татарский язык? – спросил Аким для чего-то.
– На хрена он кому нужен! – выругался Данил и оглянулся. – Руки занемели, проклятые?
– Кто проклятые? – усмехнулся Сафрон, сам страдая от этого. – Руки или татары? Если последние, то я согласен, Данилка!
Он не ответил, но повозился, примериваясь хоть как-то размять затёкшие руки. Ноги их связаны не были.
– У них чуть больше сотни коней, – заметил Аким. – А ведь кто-то обязательно вернётся с набега сюда. Большой отряд, целая орда.
Никто не ответил. Все старались наблюдать за татарами, что готовили конину на кострах. Вкусный дух раздражал казаков. Голод терзал их животы, а в головах роились самые ужасные мысли.
Наступили длинные сумерки. Сафрон вопросительно поглядел на Данила. Тот на взгляд не ответил, но было видно, что он так сел, чтобы татары поменьше могли видеть его спину.
Через час их подняли и отвели ближе к шатру, видимо, мурзы. Тот появился с ватагой татар, и казаки сразу поняли, что у тех была стычка. Мурза был ранен и его с двух боков поддерживали нукеры. Воины загалдели, видимо стали расспрашивать прибывших. Их было человек тридцать – все грязные и некоторые раненые. Лошадей тут же младшие воины погнали пастись и поить в ручье, протекавшем недалеко.
Мурзу отнесли в шатёр и оттуда донеслись звуки угроз и ругани.
– Как у тебя, Данилка? – спросил Сафрон в тревоге.
– Скоро закончу, – прошептал тот. – Воды бы попить.
Сафрон наконец окликнул татарина, почти мальчишку, и знаками попросил у того воды. Татарин засмеялся, состроил рожу и ушёл, не ответив.
Огни костров пылали, запах жареного мяса вызывал обильную слюну пленников, но никто из татар не пожелал бросить хоть кость. Пир ещё только начинался. Правда, пиром это назвать было нельзя. Отряд вернулся изрядно и жестоко потрёпанным и не привёз ни одного пленного.