– Чего? – неохотно отозвался Аким. – И так на душе кошки скребут.

– Акимушка! Ты думал, что на войне тебе будет так хорошо, как на печи под боком дородной бабы? Садись и говори. А то до казни не дотянешь. Посмотреть-то охота, небось, как мы повиснем на верёвочке. Или как иначе нас уморят?

Ему никто не ответил, и Данилка чем-то занялся. Слышно было только позвякивание цепи. Руки у всех были скованы спереди нетолстой цепью, весьма проржавевшей.

– Данилка, ты чего там позвякиваешь? – спросил Сафрон.

– Греюсь, Сафронушка. А то без работы окоченею раньше времени.

Казаки слышали, как Данилка пыхтит, кряхтит, словно исполняет трудную работу. Сафрон в недоумении слушал, пытаясь не думать о жутком, что его ждёт.

Тем временем Данилка продолжал пыхтеть и звякать цепью.

Время тянулось медленно, вернее, никто не знал о его течении. Даже лёгкие звуки не доходили до них из купеческого дома. Воздух становился всё прохладнее, как казалось пленникам, и дышать даже вроде бы стало труднее.

Данилка то затихал, то продолжал кряхтеть, и Сафрон не выдержал и спросил:

– Чем ты там занят, Данила? Над чем трудишься так упорно?

– Да вот, Сафронка, пытаюсь освободиться от кандалов. Вроде бы получается. Да силы оставляют меня. Жратвы-то нет, а железо трудно поддаётся.

– Как же ты собираешься освободиться, мил человек?

– Гну кольцо. Надеюсь, что потом рука просунется. Осталось совсем немного. Тороплюсь до прихода стражника или хозяина. Кто-то же должен к нам заявиться и отвести на казнь.

Аким тоже зашевелился, спросил тихо:

– Ужель такое возможно, Данилка?

– Что, я слабак какой? Или впервой таким делом заниматься? Мне бы перехватить чего и воды испить. Весь мокрый стал от усилий.

– Может, чем помочь можно тебе? – спросил Сафрон.

– Можно было б, да тут нет ничего твёрдого и тяжёлого. Ударить пару раз по железяке – и все дела. Да где ж её взять тут? Я уж шарил – ничего нет.

Затворники замолчали, а Данилка снова начал свой трудный подвиг, временами отдыхая и тяжко вздыхая.

Сафрон наконец приснул и не слышал, как за дверью что-то зашуршало и голос холопа спросил грубо:

– Вы живы там, шпыни?

– Какого дьявола тебе надо, холоп? – крикнул вдруг Акимушка в ярости. – Принёс бы хоть водицы ковшик. Пить охота всем!

– Не велено! Скоро вам и этого не потребно будет. Уже нескольких ваших отправили к Сатане в гости, хи-хи!

Едва услышали, как звук шагов быстро заглох. Да и сам голос из-за толстой двери звучал глухо, как издалека.

– Значит, казнят наших бедолаг, – проговорил горестно Аким. Остальные не соизволили продолжить эту тему и молчали.

Лишь Данилка грязно выругался и с остервенением стал возиться с кольцом. Сколько прошло времени, никто не знал, но вдруг с лёгким стоном Данилка вздохнул, и все услышали, как шмякнулась цепь на пол, глухо звякнув.

– Ох! Одна слетела, проклятая! Руку всю ободрал. Теперь легче станет.

– Почему легче, Данилка? – спросил Аким с надеждой в голосе.

– Всё ж руки свободными оказались. Хоть на одной и имеется цепь. Да с нею, как с оружием будет. Я нарочно с левой руки снял перво-наперво. Только не проворонить прихода стражника или того холопа. Вдруг появится.

– И что мы сделаем? – спросил Аким глухо, с волнением.

– Трахнем по голове и выберемся на волю. А там уж, как Бог даст, други.

– Трудно будет такое свершить, – в сомнении молвил Аким.

– Всё трудно в жизни, – философски рек Данилка. – А куда деться? Жить-то охота. Всё одно подыхать нам. Так хоть попытаемся.

– Оно верно, да сумеем ли мы после голодухи и жажды?

– Разве это жажда, особливо у вас. Я работал и то терплю. Вытерпим! Я как в полоне был у татар, так пить не давали три дня. А это было летом и в степи, где укрыться негде было. Вытерпели. И не я один.