Спускаясь на первый этаж, Эрин невольно закрыла глаза на мгновение, позволяя себе короткий перерыв в вечной настороженности. Попрощавшись с охранником Джонни, она вышла на улицу и направилась к автобусной остановке.

Её семья когда-то была очень богатой, но теперь это было пустым звуком. Джеремайя Уилсон не позволил ей купить даже подержанную машину, утверждая, что она ещё недостаточно взрослая для таких расходов. Взамен он платил ей мизерную зарплату, сравнимую с доходом официантки без чаевых. Её положение было унизительным, но у неё не было выбора. Единственное, за что Эрин могла быть благодарна, – это отсутствие необходимости платить за еду и аренду.

Она знала, что это тоже часть его контроля. Джеремайя всегда хотел держать её зависимой, под полным своим влиянием, будто страх лишения базовых удобств должен был сделать её послушной. На какое-то время это работало. Но с каждым днём в её голове росло что-то новое – глухое, но настойчивое чувство, которое говорило, что её жизнь не должна быть такой.

Мэри всегда отдавала ей вещи с рук, подчеркивая: «Мы не можем допустить, чтобы Эрин выглядела, как попрошайка». Эрин научилась терпеливо перебирать их: некоторые вещи с бирками, но не по сезону; другие слишком откровенные, явно не её стиль. Отсеяв то, что не подходило по размеру или вызывало внутреннее отторжение, она обнаруживала, что выбирать особо не из чего.

Иногда она находила хорошие скидки в Интернете и позволяла себе редкие покупки, подходящие её вкусу. Жаловаться она не любила – это ведь всего лишь одежда. Материальные вещи казались ей несущественными, особенно в сравнении с тем, что она переживала ежедневно. «Бывает и хуже», – напоминала она себе, даже когда её гардероб напоминал случайный набор.

Долгая поездка на автобусе наконец-то привела её к воротам поместья Уилсонов. Дом возвышался в темноте, величественный и холодный, как и его хозяева. Она осторожно зашла внутрь, стараясь не шуметь. Ужин она пропустила – привычка, ставшая нормой. Душ смыл дневную усталость, но не тот тяжёлый осадок, который сопровождал её повсюду.

Завернувшись в мягкое одеяло, Эрин позволила себе первый за день расслабленный выдох. Мысль, простая и радостная в своей банальности, вызвала на её лице слабую, но облегчённую улыбку:

Завтра ей не придётся работать.

***

Недовольная Вивьен вышла из машины, её каблуки звонко стукнули по асфальту. Максвелл, идущий позади, выглядел растерянным, словно побитый щенок, и лишь тихо вздохнул, догоняя жену. Она бросила на него раздражённый взгляд, полный молчаливого укора, но ничего не сказала. Направившись к двери ресторана, она благодарно улыбнулась метрдотелю, который галантно распахнул перед ней дверь.

– Не успеешь оглянуться, как всё закончится, – пробормотал Максвелл, склонившись к её виску. Его губы едва коснулись кожи, но Вивьен ощутила этот жест как попытку сгладить её недовольство.

Её лицо мгновенно преобразилось, обретя безупречное выражение светской любезности. Улыбка засияла на её губах, настолько искусно, что никто бы и не догадался о её истинных чувствах.

– Мари, Джеремайя, я так рада вас видеть! – воскликнула она с теплотой, которая звучала убедительно даже для тех, кто был знаком с её истинным характером.

Её слова эхом отразились в роскошной атмосфере ресторана, но взгляд, который она бросила на своего мужа, говорил куда больше, чем её слова. Максвелл лишь слегка кивнул, стараясь не встречаться с ней глазами.

Мари и Вивьен обменялись светскими поцелуями в щеки, выдержанными и аккуратными, словно это был не акт дружелюбия, а привычный ритуал. После этого обе перешли к приветствию мужчин. Джеремайя, как обычно, выглядел сдержанно-любезным, но в глазах Вивьен это была лишь искусная маска. Ей всегда казалось, что за его выверенной манерой скрывается что-то мрачное. Джеремайя никогда не делал ей ничего плохого, никогда не позволял себе грубости, но он вызывал у неё необъяснимое чувство неловкости и беспокойства. Просто он ей не нравился – и точка.