– В общем, так-то я понимаю их скептицизм! Но это не сказки, а реальность. Пусть еще раз допросят меня, ребят. Не бывает ничего вечно тайного! Все рано или поздно станет известно. А что касается поселка…

Отец, не договорив, опираясь на меня, встал, я тоже. Было уже почти темно. Попросив меня загнать овечек в загон, отец направился домой. Зейнал, тоже встав вслед за отцом, спросил:

– Дядя Салех, а за что вы сидели?

Я хотел было возмутиться таким наглым, хамским вопросом, но отец очень спокойно, не останавливаясь, как бы себе ответил:

– Дела давно минувших дней, мой мальчик!

С веранды соседнего дома донесся голос:

– Ты долго там будешь?! – сердито спросила жена Зейнала.

Когда я подходил к железной дороге, дочка Зейнала уже радостно визжала:

– Па-па, па-па!

Минут через десять, когда в загоне все угомонились, мама пришла с небольшим ведерком. Я, оставив ее доить овец, пошел домой. Но, не дойдя до веранды, увидел поднимающегося туда младшего сына тети Зейнаб. Я, повернувшись, опять пошел обратно. Через забор загона позвал маму:

– Мам, ты скоро?

– Сейчас!

Через некоторое время мама, протянув мне ведерко, начала вытирать руки брошенной на плечо тряпкой.

– Ты вроде домой уходил?

– Мам, Арзу пришел, тети Зейнаб младший.

– А-а-а-а! Вот как… Ну пойдем, узнаем, как там Зейнаб. Мы утром были у нее. Но нас к ней не пустили. Дай Аллах ей выздоровления.

Когда мы поднялись на веранду, услышали глухие рыдания. Мне ужасно тяжело было слышать этот плач. Я сам чуть не заревел – комок в горле стоял. Мама, меня подтолкнув, сказала:

– Иди поставь ведро.

В это время отец вышел мне навстречу. Мама, нагнув голову к нему, шепнула, пальцем показывая в сторону, где тихо плакал Арзу:

– Кажется, Зейнаб!.. – не договорив, тихонько подошла к Арзу.

Через некоторое время, когда мама вернулась домой вся в слезах, нам стало известно о кончине тети Зейнаб. Отец что-то сказал маме, выйдя на веранду, позвал меня:

– Иди к дяде Юсифу, скажи, что я его в сарае жду.

А когда я возвращался от дяди Юсифа, отец, уже зажигая керосиновую лампу, приготовился резать барана. Через несколько минут дядя Юсиф, придя со своим ножом, молча начал помогать отцу. В ту ночь в поселке вряд ли кто-то спал полноценно.

На следующий день всем поселком хоронили тетю Зейнаб. Мужики из огромного брезента, принесенного из хлоппункта, построили под тутовниками большую палатку, дали эхсан3, приготовленный из баранины женщинами во главе с мамой. На похоронах из родственников был только младший сын покойной Арзу, больше никого. Ни ее старшего сына, ни снохи. Но мне казалось, что с этого дня уже весь поселок стал для Арзу близким родственником.

На следующий день из постели рано выбраться не удалось. Прошедшим вечером холодный осенний ветер с дождем сделали свое дело. Пока я домой добрался, весь промок и окоченел. Пока воды вскипятил, чай заварил, полчаса прошло. Быстро поужинав парой кусочков черного хлеба, намазанных маслом, улегся под одеяло. Проснулся поздно, с головной болью и насморком. Хорошо, что температуры не было. Конечно же, в тот день я впервые в жизни пожалел о том, что я не женат. Иначе вечером к моему приходу был бы уже готов ужин с горячим чаем. А после – теплая постель, еще с горячей грелкой на все тело!.. Вот тогда и не было бы сегодня этого дурацкого насморка и волнами накатывающей головной боли. Но ничего не поделаешь. Откроется аптека – куплю какие-то таблетки. Быстро сделав глазунью из последних оставшихся яиц, без хлеба проглотил ее и поторопился на выход.

Ни дождя, ни ветра сегодня не было. Но все равно я мерз. От моего дома до работы – около километра. Через пятнадцать-двадцать минут я был уже на месте. Поздоровавшись с дежурным, забрав ключи от кабинета, прошел к себе.