Ранимова обратилась к орхидее:

– Эх, что со мной происходит?.. Причём сужу строго не других, а себя. Себя, за свой же поступок. Почему я так бездумно поступила? Неужели я заслужила всего этого? Но, хотя, кто ж знал, что так всё ужасно обернётся? Кто же знал, что я смогу на такое решиться? На такой грех… Я всю жизнь была слабой, слабой и нерешительной. А тут… – она замолкла, тяжело вздохнув и оторвав взгляд от сонного городского пейзажа, и вместо этого вонзив его в благоухающую орхидею, – зачем же я будущего ребёнка убила? Лучше бы вы́носила его и родила. На аборт вдруг решилась! По собственной воле! Ладно бы кто-то заставил, хотя, что я говорю?.. Думала, что не смогу прокормить его и воспитать сама… другие же воспитывают! – тут она медленно начала рвать на голове волосы, ядовито осуждая себя. – Я, я убила человека!.. Человек я после этого? А что другие скажут? Хотя смысл мне о других говорить, раз даже врач на меня вредно посматривает. Что ещё от них ожидать?.. Цветок ты мой любимый. Ты единственный меня успокаиваешь. Единственное ты моё золото. Только тебе я могу любовь свою отдать. Никому больше!.. Но раньше и не только тебе… нет! Нет! Не хочу вспоминать ничего и никого! Хватит…

Ранимова снова уставилась на ночной пейзаж.

– Цветочек, прости меня. Пожалуйста. – Шептала она орхидее, которой словно жалко стало эту девушку: краски лепестков будто чуть посерели да сникли. – Ладно, попытаюсь снова уснуть. Что-то меня в сон клонить начало. С чего бы это вдруг? Спокойной ночи.

Она напоследок ещё раз нежно провела пальчиком по листочкам орхидеи, и затем вышла из кухни, и прошла в спальню. Ранимова, идя к своей постели, наступила на несколько салфеток, разбросанных по полу. Девушка укуталась в одеяло, и в скором времени сон взял своё, хоть и через два дня бессонницы.

Громыхающая буря. Высокий обрыв. Она стояла на краю пропасти, на дне которой кричала толпа обезумевших людей. С этого места открывался устрашающий пейзаж грозового шторма: вдалеке бешено и грозно бегали по морю смерчи, один из которых уже был не так далеко от обрыва и навевал чувство отчаяния и ощущение предначертанности, неизбежности. Сердце колотилось, всё тело дрожало, глаза бегали. Она смотрела на огромнейшую толпу безумцев, что стояла внизу и подзывала её к себе. Тут девушка отшатнулась назад и пала на землю. Ноги подкашивались – обрыв был слишком высок. Девушка ощутила под руками мягкую траву. За её волосы цеплялись сорванные с деревьев бурным ветром листья. Она услыхала крики за своей спиной. Казалось, что они были обращены ей. Девушка обернулась и увидела вдалеке небольшую группу людей, которые говорили ей уходить от пропасти и бежать к ним. Тут она глянула вниз да затем снова назад. На дне человеческих силуэтов было примерно в десять раз больше. «Кто все они?». Она смогла узнать как в пропасти, так и на равнине, контуры родных лиц. Внезапно её взор пал на смерч, который за это короткое время успел очень близко подкрасться. «Одни мне говорят прыгать, а другие зовут к себе! Кто они? Надо ли мне выбирать к кому идти? Смерч унесёт, если я так и продолжу здесь стоять!». Только она делает шаг в сторону той небольшой группы, что стояла на равнине, как вдруг из пропасти в них градом полетели стрелы. Все пали, взвывая от боли, на колени, но вскоре всё же с большими усилиями встали. Внезапно девушка замечает, что вся её спина оказывается укрытой ядовитыми стрелами. Её бросает в жар и охватывает ужас. Но тут приходит мысль, и Мария Ранимова решает, куда ей ступать. Нет, она не кидается в обрыв и не бежит к добрым голосам, она не шагает даже навстречу к смерчу; вместо этого она устремляется бегом в густой лес, который всё это время располагался неподалёку от неё. Надвигающийся смерч чуть было не захватывает девушку, но когда он подходит к высоким и величественным деревьям, то тут же меняет своё направление. Девушка спотыкается в густых зарослях и падает. Сквозь непроглядные сплетения веток и листьев является свет. Внутри появляется чувство свободы и сладостного счастья.