П е р в а я (иронично). Как же трамвай?

А м е т и с т о в. Пропущу, раз требует долг. Чай не последний! (С надеждой.) Может, и кормить будут чем-то более существенным? (Показывает на стол.)

П е р в а я. Как относитесь к стерляди кусками? Да такими кусками, что вперемешку с раковыми шейками и свежей икрой?

А м е т и с т о в (с восторгом). И хрен?

П е р в а я. Конечно! Как без хрена стерлядь кушать?

А м е т и с т о в. Просто потекли слюнки. Но только Мишель…

П е р в а я (резко). Что Мишель? Договаривайте, пока еще можно отказаться. Потом будет поздно.

А м е т и с т о в (прижимает руку к сердцу). Я ведь на Мишеля большого зла не держу. Конечно, он мне изрядно досадил. При моей суетной профессии лишняя реклама совсем ни к чему. Вы же понимаете, миледи? Но после скандала в Зойкиной квартире такая слава навалилась – ой-ей-ей! Ни пройти, ни проехать. Опять-таки портреты вождей. В те годы рискованный бизнес. А тут еще убийство, поножовщина! (Грозит кулаком.) У, чертов китаец, никогда не прощу! Но позволил Мишель мне сбежать, и спасибо. Ателье с девочками было, ателье с девочками лопнуло. Одному мальчику вспороли живот, но Аметистов испарился! Все шито-крыто, слава Булгакову!

П е р в а я (пытливо). Но вы же сюда явились! Примчались, запыхавшись, даже без носков. Почему? Откуда такая прыть, коль не держите зла на Мишеля? Договаривайте!

А м е т и с т о в. Не уберег он меня. Отдал на поругание. Позволил срисовать мой дорогой образ приятелям да собутыльникам! Не возмутился двойнику! А у меня жизни не стало. Стоит высунуть нос из меблирашки – сразу кидаются. Бендер? Остап Ибрагимович? Просто затравили. И никакого гешефта. А какой я им Ибрагимович? Но ведь прилипчивы. Наступают на полы фрака, садятся на колени в такси. Дядя, говорят, дай 20 копеек! А то и больше, да-с! Представляете, миледи, требуют ключ от квартиры, где деньги лежат. И главное кто? Дети! Малолетки, шпана!

П е р в а я. Вот вы и получили приглашение, Аметистов. Есть шанс поквитаться. В чем сомнения?

А м е т и с т о в (выпаливает). Да, неуютно мне! Что-то внутри грызет. Боюсь, как бы не совесть. Конечно, фантастика, дичь, но вдруг впрямь она?! Поверьте, миледи, никогда раньше такого не было, и вот опять! (Прижимает руку к сердцу.) Тебе как родной скажу: не по душе мне идея прищучить Мишеля. Не злопамятен я. Даже если тот из Бендер – Христос, а я лишь Предтеча.

П е р в а я. Не понимаю… Так зачем приехали, Аметистов? Сидели бы дома.

А м е т и с т о в (досадует). Какой дом?! Прогорел, начисто прогорел. Сам просил 20 копеек у пацанвы. Но тут телеграмма, а телеграмма – всегда шанс. Тем более проезд оплачен, паек и деньги на карманные расходы обещаны. Вот и подумал: пока есть возможность, надо рвать когти. А в Москве, видать, фирма солидная, промашки, чую, не даст. Заодно Мишеля отобью. Постою горой. Вот начнут его гнобить за монокль и прочую контрреволюцию, примутся вешать белогвардейские и сатанинские ярлыки, тут я и встану. Зычно, громогласно! (Прочищает голос.) Руки прочь от Мишеля! Кто вы такие, чтобы судить Маку – настоящего мужчину, носителя логоса Аполлона? (Переходит на интимный говорок.) Кстати, вы не в курсе, миледи, кому пришел в голову сей натуральный маразм? Кто придумал судить классика?

П е р в а я (очень просто). Я. Это я придумала.

Пауза.

А м е т и с т о в. Пардон! (Кланяется, прижимает руки к груди.) Был счастлив лицезреть, но сами понимаете, трамвай… Пора восвояси… Дети малые, не кормленные… чайник на плите, часы-кукушка в ремонте… Пардон!

П е р в а я (вздыхает). А как же «руки прочь!»? Эх вы, Аметистов! Шлепнуть вас надо…