– Значит, для вас важно, чтобы малыш общался не с даблом, а с живым человеком?

– Разницы между даблом и человеком нет, вы же знаете, – ответил за жену Сергей Николаевич. – Дабл дублирует наше тело в точности до каждого атома. Или вы, коллега, о другом хотите подискутировать – о переносе сознания?

– Ни в коем разе! – гость поднял руки, словно защищаясь. – Об этой чертовщине даже думать не хочу.

– Зачем же сразу в мистику впадать. Хотя, согласен, это пока выше нашего понимания, – Сергей Николаевич явно был рад поразглагольствовать на близкую ему тему. – Переноса вроде бы и нет. Даже в ощущениях. Вот мы лежим в холодильнике, бренную тушку свою бережём для вечнобытия, а сознанием в дабле пребываем. И что чувствуем? Да ничего нового, потому что новая оболочка ощущается нами как старая – она же точная копия. А физика этого процесса? Вообще никакими приборами не наблюдается! Представьте, человек креатит свой дабл в другой галактике, расстояние между ними в миллионы световых лет, а сигнал от мозга к нервным окончаниям дабла проходит почти мгновенно, как внутри обычного тела. Как такое возможно?

– Вы меня спрашиваете? Спросите у того, кто затащил нас в этот Эос.

– Вот именно, Эос! Сигнал передаётся через его внепространство, но никто не знает его физику. Мы много чего не знаем. Но в незнании нет мистики. Какая же мистика в том, что мы где-то недоработали и не нашли пока ответов?

– Про мистику я не говорил, всего лишь назвал всё это чертовщиной, – напомнил гость. – Нарушено что-то фундаментальное в нашей матушке вселенной, так я это вижу.

– Поэтому и не пользуетесь даблами?

Григорий Степанович не сразу ответил, подумал и отчеканил:

– Да мне плевать на них. С высокой колокольни. Я могу не понимать вашу физику, но вашу супругу очень понимаю – она отдала три года биожизни, чтобы понянчиться с младенцем напрямую, без суррогата. И за это – мой вам поклон.

– Спасибо за поддержку, – Елена Петровна также в ответ склонила голову, – только ни о чём таком я не думала. Считайте, это у меня причуда была. Атавистка я и сектантка, как величает меня мой благоверный.

– А ещё мамочка-тигрица, ты забыла! – Сергей Николаевич рассмеялся, потом пытливо посмотрел на гостя: – Но вы же заговорили об этом неспроста?

– Я готов подхватить эстафету, побыть с мальчиком в своём теле.

– Почему? Вас так впечатлил давешний подвиг моей жены?

– В холодильнике я был долго, обратно пока не хочется. Так что вполне располагайте мной.

– А как же ваш… – Елена Петровна не договорила.

– Биологический возраст? Знаете, у моих внутренних часов очень тугой завод, мне кажется, часики тикают уже вечность. И пять лет меньше, пять лет больше, какая разница.

Сергей Николаевич, помолчав, глянул на супругу и предложил:

– Через год мы начнём подбирать учителей для Маркуса, и заранее просим вас принять участие. А пока будем рады просто вашим визитам. Надеюсь, вам удастся найти контакт с мальчиком.

Гость улыбнулся:

– Я постараюсь. Кто-то, не помню, сказал: «Во вселенной единственные инопланетяне – это дети. С ними каждый раз нужно налаживать контакт».

– Ну да, – кивнул Сергей Николаевич, оценив шутку, – других братьев по разуму мы так и не нашли.

– Их всерьёз и не искали.

– Но как же, перед войной была грандиозная экспедиция, галактику за галактикой прочёсывали в поисках иного разума. Я читал об этом.

– Было больше шума, чем реальных поисков. Эту экспедицию Конвент придумал, чтобы отвлечь людей, сплотить, так сказать, человечество идеей вселенского братства. Но без толку, глобы и стоперы всё равно передрались. Когда экспедиция вернулась, Земля уже сгорела.