– Ну да. Он же бывший космонавт. Старые привычки.

– По мне, так это сумасшествие!

Марчик, помешивая ложкой горячую лапшичку, подумал: вот почему у старика ноги синие – он их отморозил, когда в холодильнике спал. Но папа говорит, что он космонавт. А все космонавты одеты в скафандры, так в мультиках показывают, как же он отморозил? Может, у него плохой скафандр, с дыркой?

Вскоре этот человек пришёл в их дом. Марчик слышал из игровой комнаты, как гостя встречали родители, потом и сам заглянул в гостиную. Дед в мешковатом костюме, с пёстрым галстуком у шеи сидел в кресле, напротив папы. Оба они дожидались, когда мама приготовит кофе, и молчали. Наконец гость похвалил, как в комнате красиво и сколько в ней аутентичных вещей.

– Не будем, Григорий Степанович, ритуалы разводить. Здесь только одна подлинная вещь, – хозяин дома кивнул на модель парусного корабля, подвешенную к потолку, – её мой предок успел с Земли вывезти. Остальное из креатора. Да ещё у супруги есть комод, он в спальне стоит.

Дед вежливо поцокал, давая понять, что на осмотре комода настаивать не будет. И тоже попенял:

– А у меня только железяки да кое-что из электроники, со своего корабля снял. Милости прошу, Сергей Николаевич, в гости, отсек мой прямо над техническим ярусом.

– Непременно, – ответил Сергей Николаевич и тут же повернулся к супруге, вошедшей в гостиную с кофейником: – Лена, Григорий Степанович приглашает нас в свой… отсек. У него много раритетов.

– Спасибо, – улыбнулась хозяйка. – А вы, Григорий Степанович, решили спортом заняться? Намедни по дорожке бежали.

– Да просто хочу мышцы размять после холодильника. Хорошо здесь у вас, деревьев много, легко дышится. И вот думаю временно перебраться на вашу палубу, домик поставить, не возражаете?

– Палуба, как вы говорите, не наша, дендрарий-то общий.

– Но вы здесь одни живёте, может, думаю, уединение вашей семье требуется.

– Мы в дендрарии живём, потому что у меня работа здесь. Точнее, была. Но и сейчас продолжаю присматривать за подопечными.

– Премного наслышан о ваших удивительных опытах. И что же, эти искусственные животные хорошо плодятся, не мрут?

– Слава Богу, на Планете, где мы их посеяли, популяции устойчивы, там хорошие условия.

– А вы так и не придумали название той планете? Я заглянул в космоатлас, у неё до сих пор числовое обозначение.

– Мы биологи, а не астрономы. Называем просто Планетой.

– А-а, понимаю, – усмехнулся в бороду Григорий Степанович, – оставили эту честь своим подопечным. Что ж, красивое решение. Только надо ведь ждать, когда они там эволюционируют, в разум войдут, чтобы названия свои придумать. Это же уйма времени.

Хозяйка подняла бровь и на лёгкую насмешку гостя ответила:

– Как говорят креоники, для вечника нет времени…

– …но есть неизмеримый смысл происходящего, – продолжил цитату гость. – А вы знаете, кого в древней России вечниками называли? Вовсе не вечно живущих, а бедолаг, приговорённых на пожизненную каторгу.

– Вот как? – удивился Сергей Николаевич. – Одинаковые слова, а смысл разный. По-научному это называется «омонимы». Я ведь филологией увлекался, прежде чем за физику взяться. А вы, наверное, занимались древней историей?

– По первой профессии я почти ваш коллега – математик, программист, обслуживал искины на кораблях. Но чего-то мы в сторону ушли, – Григорий Степанович повернулся к хозяйке: – Извините меня великодушно, Елена Петровна, что толки людские пересказываю, но слышал я, что вы не сразу в стазис-камеру, в холодильник-то, вернулись, когда ребёночка родили.

– В этом нет тайны. С ребёнком я была три года в своём биологическом теле.