Перерыв между тем кончался, и надо было что-то решать. Я вернулся в бригаду. Там уже вовсю кипела работа. Фогель посмотрел на меня и укоризненно покачал головой – из-за опоздания. Пославшие за водкой мужики поглядывали вопросительно. Выбрав момент, я рассказал им о случившемся. Не знаю, поверили они мне или нет – зэки народ недоверчивый – но оставшиеся дни я проявлял повышенную осторожность. Особенно в тех случаях, когда мне, стоящему в течке мельницы, те же зэки должны были сверху подавать двухпудовый футеровочный блок из стали Гадфильда, предназначенный для замены изношенного. Не удержат, упустят, а отскочить-то некуда, слишком мало места! Но, как видите, все обошлось, и я через несколько дней отбыл домой к родителям с полным карманом заработанных денег и справкой, заверенной главным инженером комбината, в которой было написано, что я успешно прошел производственную практику.

Однако дома я долго не задержался. Родители, ничего не подозревавшие о моих злоключениях в институте, подарили любимому сыну в знак успешного окончания второго курса двадцатидневную путевку в наши родные Альпы – на турбазу, расположенную в горах. Это стало одним из ярчайших моментов всей моей жизни! Такого обилия впечатлений на мою долю до сих пор не выпадало. Но главное, здесь по невероятному стечению обстоятельств я познакомился с Юлькой, которая, только представьте, как оказалось, училась со мной в одном институте, правда, на курс ниже и на другом факультете, но жили мы с ней в одном общежитии! Почему я ни разу её там не встретил – одному Богу известно! Это только кажется, что самые невероятные вещи описываются исключительно в книгах. Ничего подобного, они происходят именно с нами, в реальной жизни, в чем я впоследствии убеждался не раз!

Я увидел её на открытой танцплощадке в первый же вечер моего пребывания на турбазе. Было ещё не поздно, и она пришла с какой-то девочкой лет шести-семи. Они с ней танцевали, смеясь и дурачась, под пиратскую запись Рэя Чарльза «Hit The Road Jack» и, казалось, не замечали никого вокруг. А окружающие, наоборот, останавливались и глазели на них, так здорово у этой парочки всё получалось! Когда музыка закончилась, я подошел к ним.

– Потанцуем? – обратился я к той, что постарше.

– Сейчас, отдышусь немного, – сказала она просто, – устала! Разве за Машкой угонишься!

Девочка радостно засмеялась:

– Танцуйте, я скоро вернусь.

Мы постояли еще немного и когда Пол Анка затянул свою нудную «Your Love», пошли танцевать.

– Это что, ваша дочка? – ничего не придумав лучшего, поинтересовался я с претензией на остроумие.

– Не угадали, внучка! – в тон мне ответила она.

– Хорошо сохранились, – выдал я очередную банальность.

Она посмотрела на меня и ничего не ответила. Мы медленно двигались в танце под паршивую магнитофонную запись. Увидев её танцующей с девочкой, уж простите меня за целый набор трюизмов, я был сражен наповал её физическим совершенством: идеальным овалом лица, слегка вздернутым носиком, немного капризным изгибом губ, вьющимися русыми волосами и каким-то лучистым сиянием, исходившим из глубины её темно-серых глаз. Ей не хватало разве что росточка, но этот небольшой недостаток сглаживался прекрасным спортивным телосложением девушки: одновременно изящным и, как казалось, таившим в себе немалую силу. Она, несомненно, уже тогда заметила мой восхищенный взгляд, но виду не подала, только чуть дрогнули уголки её губ, да взгляд приобрел нарочито рассеянное выражение.

– Юля, Юля, – закричала девочка, – мама зовет!

– Сейчас, пусть подождёт минутку!

– Вот, – сказал я, – теперь знаю, как вас зовут. А мое имя – Дима, то есть Дмитрий, но можно и Митя, как вам больше нравится.