– Жить будете на третьем этаже, в комнате… – он назвал номер. – Ребята там неплохие, правда, не с вашего факультета.

– А нельзя ли с кем-то из группы или хотя бы с моего потока?

– Увы, – он развел руками, – всё занято, может, впоследствии что-то придумаем.

Он замолчал, опять бросив на меня испытующий взгляд.

– Вот что, Дмитрий, у меня к вам будет небольшая просьба, так, ничего особенного. Вы же понимаете, какое вам оказали доверие, предоставив общежитие, по цензу-то вы не проходите?

Честно говоря, пока я не очень понимал, к чему он клонит.

– Видите ли, мы были бы вам признательны, если бы вы иногда сообщали нам, то есть мне, чем живут ваши соседи по комнате, какие у них интересы, о чем они разговаривают между собой, ну и всё такое прочее. Это же не трудно, правда?

Я стоял перед ним, хлопая глазами и мало что понимая, а он смотрел на меня с легкой улыбкой. Я уж было подумал, что он просто шутит. Но нет, комендант не шутил. Истолковав мое ошарашенное молчание как согласие, он вымолвил:

– Вот и ладно, я в вас и не сомневался! Идите, устраивайтесь, я сейчас кастелянше скажу, чтобы выдала вам постельные принадлежности.

Я сходил за матрасом, подушкой, простынями и одеялом, отнес всё в свою новую комнату. Там никого не было, ребята находились на занятиях. По пути в институт до меня, наконец, отчетливо дошло, что именно мне предложил комендант: стать сексотом, тайным доносчиком! Меня сразу бросило в пот. Надо было что-то немедленно предпринимать, но что? Я дождался, пока прозвучит звонок и из аудитории вывалят однокашники, отыскал в толпе Виктора, Ваню, ещё кого-то, уже не помню, и сказал им, что есть очень важное сообщение, настолько важное, что не грех и лекцию пропустить! Здесь, в стенах института, я ничего им рассказать не могу, только на улице. Мы вышли на бульвар Бомарше, дошли до Бастилии, потом по бульвару Бурдона спустились к реке. Сена медленно несла свои мутные воды, по ней плыли какие-то щепки и обрывки бумаги. Я рассказал товарищам всё и спросил совета, как мне теперь быть?

– Придушить его, гада, мало, – вымолвил Витька. – Он мне, сука, всегда не нравился!

– Ты, это, не паникуй, – попытался меня успокоить будущий Саид. – Может, всё ещё обойдется.

– Как это обойдётся? – не понял я. – Он, что, забудет, что ли?

– Ну, знаешь, всякое бывает.

– Хорошо, что ты нам сразу всё рассказал, – похвалил меня Виктор, – представляешь, если бы это когда-нибудь выплыло!

– Сам о том же подумал. Но делать-то мне что?

– Значит так, – сказал Виктор, – будешь молчать, как рыба! К нему не ходи, а если вызовет – скажешь, что ничего такого за ребятами не замечал, ведут себя, как все, никаких подозрительных разговоров и телодвижений.

– А что он, вообще-то, имел в виду? – задал Ваня закономерный вопрос. – Какие такие разговоры его интересуют, он не сказал?

Я пожал плечами:

– Анекдоты, наверное, политические, про Брежнева там и других.

– Да их все рассказывают, подумаешь, невидаль, – отрезал Витька. – Тут, наверняка, что-то другое. Кто там с тобой живет?

– Не знаю пока, ещё не успел познакомиться.

Мы покидали в Сену камешки и тем же путём вернулись обратно.

Вечером я познакомился со своими соседями. Одного из них, Андрея, я знал, он был из того же городка, что и я. Неплохой, между прочим, теннисист. Двое других приехали из нашей шахтерской Лотарингии. Валерка, как только пришел с занятий, сразу надел наушники, он не мог обойтись и десяти минут без поп-музыки, которую ловил по своему переносному приемнику VEF-12 рижского производства. Третий, Павел, показался мне несколько флегматичным, внутренне сосредоточенным молодым человеком. Он был выше меня примерно на голову и значительно тяжелее, монументальнее, что ли. В нем напрочь отсутствовали присущие нашим годам подвижность, лёгкость и гибкость. Казалось, если он случайно сядет на уже занятый кем-то стул, то даже не почувствует этого, а несчастный, по какой-то причине придавленный Павлом, никогда не сможет выбраться из-под него и будет непременно расплющен.