Ветер усиливался и Таня приподняла вязаный шарф до самых ушей, позволив своей осанке спуститься ниже. На улицах Москвы, одна без помощи, она старалась держаться в сторонке, чтоб торопливые бизнес-мэны и бизнес-вумены ненароком не сбивали её с пути. Иногда бывает трудно справиться с махиной в виде инвалидного кресла и его выносит на оживлённую автомобильную трассу. Но сидеть дома ей казалось куда страшнее, как в уютной тюрьме на пожизненном сроке.

Улучив мгновенье, когда на тротуаре станет безлюдно, Таня сжала колёса и толкнула их вперёд. В ста метрах слева, на четвёртом этаже, за оконными рамами ручка с чёрными чернилами нарисовала закорючку-подпись и руки с полными пальцами протянули бумаги курьеру.

– Вы не могли бы завтра отвезти? Спешка ни к чему, – заверял бодрый мужчина в рубашке Юру на выходе из офиса, активно жестикулируя руками будто делал зарядку.

Курьер ничего не ответил, зевнул в себя и сонно закивал.

Он сделает всё, что отнего просят, ведь это его работа – желание клиента закон.

Он запоминал все кратковременные пожелания и хранил, по сути, ненужные прихоти подолгу, а о самом важном забывал моментально: надо позвонить своей девушке Майе не позже одиннадцати, иначе, засыпая в Екатеринбурге, она уже не возьмёт трубку, нужно продуктов купить после работы, иначе завтра он останется без завтрака, ещё надо за квартиру заплатить, иначе хозяйка квартиры возьмёт его на карандаш. Нет, главное документы завтра доставить, не сегодня.

Парень вышел во внутренний двор здания, поёжившись от ххолода. Он сильно потёр глаза пальцами, пробуждая себя к жизни. Не спал – проспал. Ел – не много. Кофе – не выпил. Всю ночь растратил на сооружение бумажных несуществующих зданий. Работа, в которой он тонул и выплывать не хотел. Он запоминал по кирпичикам, по камешку, по миллиметру штукатурки всё, что видел днём, и ночами из кусков и лоскутков памяти собирал грифелем карандаша новые здания. Собирал он и образ Татьяны, которая уже была на своём привычном месте через дорогу от Большого театра.

Юра заметил её сразу. Заволновался. А может подойти? А может не надо? А что это за странная мимика дёргает уголки его губ, когда он видит каре, выбивающееся из-под шапки и смиренные руки на коленях? Курьер не дождался зелёного света и быстро перебежал проспект, оказавшись напротив лица девушки.

– Привет. Ты снова здесь? Как неожиданно, – его наглость снова открыла глаза, пробудилась и уже била по глазам девушки.

Она не забывала его все эти дни. Юра, какой-то дурак, больной, зачем и за что он опять здесь? Следил за ней? Она – участница жестокого пранка? Дурно думать о людях плохое, но, оказываясь в толпе посторонних и незнакомцев, Таня держалась подальше.

– Опять ты? Господи, – она протянула руку, чтобы пролистать парня как мешающий кадр в сторону, – ты что, следишь за мной?

– Мне нравится твоя дружелюбность. И хорошо, что перешла на ты, – от удовольствия игривости в её голосе, Юра расправил плечи, поднял голову и готов был, обернувшись джентельменом, поцеловать в знак прощения хладную руку девушки, но Таня сунула руки в карманы куртки.

– Нет, на «вы» было комфортней, – процедила сквозь зубы она и громко спросила, – и что же, вы опять будете требовать от меня вспомнить встречу в поезде? Или что там припасено у вас ещё?

Ей казалось интересным, забавным и занятным делом – отшивать незнакомого парня в центре Москвы на виду у всех. Но слабость этой эмоции была секундной и забавным Таню видеть начинал уже Юра.

– Мы с тобой как в плохой пьесе Довлатова разговариваем, не находишь? Может всё-таки на ты? И нет, я только хотел убедиться, что ты на меня больше не обижаешься.