– У меня нет времени на твои розыгрыши, Франклин. Было весело. Передай от меня привет маме.

– Это не розыгрыш. Единственный способ, гарантирующий, что правление не затянет дело в суде на долгие годы, – если Сидни будет Блэкстоун. И разве я не чертов счастливчик? У меня есть сын в расцвете сил, и ему нужна жена.

Я на это не повелся. Отец был известным шутником.

– Кто это в расцвете сил, старик? И последнее, что мне нужно, – жена.

– Честно говоря, мне все равно, что тебе нужно, Скотт. Ты сделаешь это для меня или я вычеркну тебя из завещания, перекрыв доступ к деньгам. Ты меня понял?

– Хорошо сыграно, Дарт Вейдер, но не у тебя одного есть накопления. Ранчо уже кое-какое время приносит неплохую прибыль, так что давай вычеркивай.

Это было абсолютной правдой, и я чертовски собой гордился.

– А как же твой любимый проект? – Угроза привела к ледяному молчанию. Я знал этот тон. Сейчас со мной говорил не отец, а Франклин Маршалл Блэкстоун, бизнесмен, готовый на все ради достижения своих целей. – Ты любишь эту землю, не так ли? Миллионы и миллионы акров, которые ты вынудил меня скупить за эти годы. Те, которые хочешь превратить в национальный парк. Я разделю их на части и продам.

Адреналин, смешанный с гневом, разлился по венам. Я вскочил на ноги и подошел к окну, телефонный шнур был натянут туго, как мои нервы.

Сохранение земель – единственное, на что мне было по-настоящему не наплевать, и он это знал. Я управлял ранчо, подходя со всей ответственностью к защите окружающей среды, а это дорогостоящее дело, требующее очень тщательного контроля. Большинство предприятий не могли позволить себе работать так. Они вторгались на федеральные земли, вынуждая природу либо отступить, либо погибнуть. Скупка земли, передача ее в доверительное управление и превращение в национальный парк гарантировали, что для будущих поколений она останется дикой и нетронутой.

Это был единственный рычаг воздействия на меня, который имелся у отца. Это было единственное, о чем я когда-либо его просил. Постепенно отцу удалось приобрести больше открытых, нетронутых земель, чем гиганту кабельного телевидения Джону Мэлоуну – достижение, которым он любил хвастаться.

– Ты не посмеешь…

– Я всего лишь защищаю то, что принадлежит мне. Моя семья. Мое дело…

– Ты себя слышишь? Да ладно, отец! Это не имеет никакого отношения к нашей семье. Ты просто играешь в Бога, распоряжаясь жизнями других людей в соответствии со своими потребностями.

Как бы ни смягчился отец за эти годы, его главной страстью по-прежнему оставалось подчинение чего-либо или кого-либо своей воле. Не имело значения, чего или кого, пока он получал то, что хотел. Вот кем, по сути, был мой отец. Несмотря на седые волосы и преклонный возраст, он навсегда останется суровым человеком, привыкшим любой ценой добиваться желаемого, и я не питал иллюзий на этот счет.

– Как бы то ни было, ты женишься на Сидни и останешься с ней в браке на три года. Это даст ей достаточно времени, чтобы доказать совету директоров, что она способна успешно управлять компанией. С именем Блэкстоун и твоей поддержкой у них не будет законного основания довести дело до суда.

Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнул – упражнение, которому я научился, пытаясь контролировать эмоции и больше не давать волю гневу.

– Сейчас не десятый век, отец. Я не женюсь на женщине, которую едва знаю, чтобы утолить твою жажду мирового господства.

– Я когда-нибудь о чем-нибудь тебя просил?

И это был нокаут. Родители никогда ни о чем меня не просили. После окончания бизнес-школы я был предоставлен самому себе, мог делать все что заблагорассудится и радовался такому положению вещей. Паника сменилась знакомым чувством неизбежности. Я осознал, что отец схватил меня за горло. От волнения у меня вспотели ладони. Когда Франклин Блэкстоун решался на что-то, даже сам Атлас не мог его переубедить.