– Тогда почему ты не отвечаешь на звонки по мобильному? Твой отец висит на стационарном телефоне… Снова.

Моя улыбка сменилась гримасой разочарования. Отец уже несколько дней разрывал телефон, и это не предвещало ничего хорошего. Вот почему я не отвечал.

– У меня больные колени. Я не могу гоняться за тобой по всему ранчо только потому, что ты угрюмый мальчик, у которого проблемы с отцом.

В возрасте тридцати восьми лет я не был мальчиком и не имел «проблем с отцом». Насчет угрюмости можно поспорить, но я был не в настроении обсуждать это с Лорел. Меня на телефонной линии в кабинете и так уже ждал один конфликтный человек. И все равно было бы лучше, если бы я держал рот на замке. Это я тоже очень быстро усвоил.

– Разве я не просил сказать отцу, если он позвонит, что я проверяю линию ограждения?

Вопрос прозвучал резче, чем планировалось: мысль о предстоящем телефонном разговоре вызвала у меня раздражение.

– Я говорила это последние три раза, когда он звонил. Он не дурак, Скотт, и я не люблю лгать. Он твой отец. Просто поговори с ним. Сорви наконец-то пластырь и покончи с этим.

Лорел ничего так не любила, как раздавать советы, которые мне были ни к чему. Но несмотря на это, в ее словах была доля правды. Я действительно должен сорвать пластырь.

Сегодня на Лорел были джинсы, которые плотно облегали бедра. Звук шаркающих друг о друга штанин подсказал мне, что она изо всех сил старается не отставать. Я притормозил, чтобы она догнала меня. Пришлось бы здорово поплатиться, если бы я добрался до кабинета раньше Лорел. Тогда я бы действительно никогда не узнал, что хочет сказать отец.

♥ ♥ ♥

На телефоне, стоящем на столе, мигнула кнопка удержания. Оглянувшись через плечо, я посмотрел на Лорел – она наблюдала за мной, уперев руки в бока и состроив грозное личико. Я пинком захлопнул дверь.

Уже какое-то время между мной и моим стариком были натянутые отношения. Выражаясь точнее, с тех пор, как я привел себя в порядок, купил ранчо «Лэйзи С» и превратил его в выгодную инвестицию. Что странно, ведь отец сам подталкивал меня к ведению бизнеса. Мы прекрасно ладили, когда я прожигал свою жизнь. И все же в последнее время мы едва могли обменяться двумя словами, не поругавшись. Я стал тем, кем меня хотел видеть отец, но из-за этого между нами все пошло наперекосяк. Поди разберись.

Он был зол, что я не вернулся домой и не занял законное место, работая рядом с ним в «Блэкстоун Холдинг» – все в семье это знали, – но никогда бы не сказал мне об этом в лицо. Его гордость не позволила бы этого. Однако я не питал ложных иллюзий: выяснение отношений на эту тему всегда оставалось вопросом времени. Я знал, что этот разговор будет неприятным, потому что я не собирался возвращаться в Нью-Йорк. Никогда, если бы все зависело от меня.

Я нажал кнопку, на которую пялился целую минуту.

– Что случилось, отец?

– Не знаю, что более удивительно: то, что ты наконец ответил на мой звонок, или то, что вспомнил, что у тебя есть отец.

Стиснув зубы, я ответил правду:

– Я был занят.

– Все еще кутишь? Я тоже любил поразвлечься до того, как женился на твоей матери, но в твоем возрасте посвящать подобному все время неприлично. Даже для тебя.

– «Кутишь»? Это какое-то старомодное словечко? Дальше ты обвинишь меня в том, что я бегаю за каждой юбкой?

– Прекрати паясничать, Скотт. Я говорю серьезно.

– Чего ты хочешь, отец? – спросил я, устало выдыхая. Чувствовалось, что разговор вот-вот перерастет в еще один спор. – Я работаю. У меня днями и ночами заняты руки, я управляю ранчо с тридцатью тысячами голов крупного рогатого скота. Хотел бы я, чтобы у меня было время бегать за юбками. А теперь, если ты не собираешься сообщить что-то важное, я вернусь к работе.