– Завтра утром мы решим, что с тобой делать, а пока – спать, – сонно заявил дядя и, проведя мне краткий инструктаж, удалился в свою спальню.

Утром я проснулся довольно рано – дядя Энвер еще не поднялся. Всю ночь я спал как убитый, отрубился практически сразу. Я встал и решил немного расходиться. Мне не терпелось взглянуть на этот город теперь при свете дня. Я подошел к окну и распахнул его, в комнату тут же ворвался свежий летний воздух. Только начинало светать и было даже слегка зябко. Поежившись, я попытался вглядеться в туманные очертания улицы, но из моего окна вид открывался только лишь на здание напротив. Откуда-то снизу потянуло запахом свежеиспеченного хлеба, обитатели этого райончика только-только начали выползать на улицы. Внезапно всю округу разразил зычный мужской крик. Я даже было подумал, что кто-то попал в беду, но прислушавшись, я понял, что мужчина кричал что-то о старых вещах. Вскоре в подтверждение моим догадкам на улице показался и сам кричащий. Он подобно спокойному кораблю монотонно выплывал на возвышенную часть дороги. Еще вечером я заметил, что рельеф Стамбула был далеко не ровным, потому многие улицы петляли и то поднимались вверх, на холмы, то вновь спускались вниз. Вдруг за спиной раздался стук и дверь спальни приоткрылась.

– Ты уже не спишь? – услышал я еще полусонный голос своего дяди.

– Доброе утро, дайы!11 Нет, что-то я прямо хорошо выспался, чувствую.

– Это хорошо… Ну тогда пошли кахвалтышку12 делать!

– Что? – немного растерялся я, не сразу поняв, что он имел в виду.

– Завтракать пошли, говорю! – приободрился дядя и скрылся в коридоре. Я второго приглашения не ждал – пустой желудок вновь дал о себе знать. Быстро одевшись и умывшись, я пришел на кухню, где уже во всю орудовал дядя Энвер. В помещении стоял такой аппетитный запах яичницы, что слюнки было сложно сдерживать.

– Сегодня нам предстоит великий день! – заметил меня дядя. Мне было по душе, что он пребывал в превосходном расположении духа. Я очень не хотел быть обузой для него, племянником, которого он в последний раз видел еще младенцем и которого теперь должен был приютить у себя. Никогда не любил я ощущать, что кому-то было в тягость возиться со мной.

– Может вам помочь, дайы?

– Не стоит, сейчас отведаешь менемен! – подмигнул он мне. – И да, называй меня просто Энвер-а́би13, особенно при посторонних.

– Яхши14, дайы, – запнулся я, – то есть, а́би.

– Ну вот менемен почти готов! – воскликнул дядя, раскидывая блюдо по тарелкам. Пахло довольно аппетитно, а на вид оказалось не очень. Это было что-то наподобие омлета, перемешанного с тушеными помидорами, перцем и сыром. Но слюнки от запаха потекли, и я присоединился к дяде, который уже уселся напротив меня и принялся уминать за обе щеки завтрак, или как он выразился «кахвалтышку».

– Ну рассказывай, племяш, что там у вас произошло! Твоя мама звонила пару дней назад, предупредила, что ты приедешь, но не захотела по телефону рассказывать подробностей. Так что теперь тебе отдуваться за все!

Я проглотил большой кусок омлета и принялся рассказывать ему все то, что приключилось с нашей семьей за последний месяц. Поведал о том, как мы с отцом, вернувшись с базара, застали дома около дюжины полицейских вместе с ФСБшниками и возглавляющего их полковника Захаркина; как тот сфабриковал дело против моего отца, оклеветав его контрабандистом оружия Хызыр-рейсом; и как решил затем взяться и за меня.

– Дела-а… – задумчиво протянул дядя, – и что это ему от вас понадобилось, от простой рабочей семьи? Может у него зуб какой на твоего отца есть?