Она отвернулась, достала скомканный носовой платок, высморкалась тихонько. Потом подалась вперед, навалившись на стол, глянула близко – белки глаз водянистые, в красных прожилках:

– А иногда… Грех, конечно, но ведь доведет, нет-нет да подумаешь: лучше б уж умер, чем так!

На оконном стекле появились жидкие росчерки: опять начинался дождь.

– И ведь что случись – даже обратиться не к кому, на скорой-то в тот раз как они ругались: зачем, кричат, опять к нам привезли, у нас дети, семьи…

Михаил поднялся: надо накапать ей. Прошел за ширму, налил в стакан воды из графина. Опять я про чайник забыл… Черт, от меня, кажется, несет кошачьей мочой. Накапать, таблетки для Гены выдать и отпустить. Ну, телефон свой написать на всякий случай… И пусть уж она идет, с этой своей сумкой, как со старой покорной собакой.

Наркоманы, конечно, были проблемой.

Наркоманы были той еще задачей! Но в целом он, что надо делать, понимал. Справлялась ведь Европа, Америка; да хоть и Питер, например, где ездил автобус «Помощи без границ». Баженов, конечно, город маленький, автобус никто не выделит. Но какой-нибудь подвал-то найдется? Он написал заявление в городскую думу и вскоре был приглашен на заседание.

Депутаты – все, словно в форме, в черных пиджаках – расселись за массивным дубовым столом. Места для публики пустовали, только у самой стены притулился отец Игорь – впрочем, Михаил тогда еще не знал, как его зовут: священник и священник, подрясник черный, крест на груди, очки в тонкой оправе. Рядом с ним сверкал пуговицами и звездами осанистый полицейский чин.

– Я правильно расслышал? – У священника покраснели кончики ушей. – Вы хотите открыть пункт обмена, извините, использованных шприцев на новые? То есть что – колитесь, братья? Убивайте себя?

– Наркозависимость для человека беда, никто не спорит. – Михаил поднялся и сделал шаг вперед. – Но давайте хотя бы от другой беды его спасем: не дадим заразиться ВИЧ-инфекцией.

Он был логичен, ему казалось. Выступал с точки зрения здравого смысла. Но депутаты все как один проголосовали против. Вовремя встрял служитель культа!

Сев на место, Михаил отвернулся от отца Игоря и невольно уперся взглядом в звездно-пуговичный блеск. Прищурился. Ладно, батюшка… Мы не гордые, мы с другой стороны зайдем.

– Скажите, у вас в милиции…

– В полиции, – поправили его. – Теперь надо говорить: в полиции. Привыкайте.

– У вас в полиции есть отдел по борьбе с наркотиками?

– С незаконным оборотом наркотических веществ. – Звезды-и-пуговицы явно исполнился презрения к неточности его формулировок. – Да, такой отдел имеется.

Михаил помолчал, подбирая слова.

– Будьте любезны, скажите, кто им руководит.

Дверь с табличкой «Капитан Калашников К. П.» открылась в прокуренную каморку с решеткой на давно не мытом окне. Со стены смотрел канонизированный конторой Дзержинский: «Отсутствие у вас судимости – не ваша заслуга, а наша недоработка». Михаил еще отметил конфетницу, в которой здесь тушили окурки, – она была хрустальная, но матовая от пепла.

Хозяин каморки сидел за столом, уставив на Михаила черные и круглые, как у птицы, глазки. Кирилл, стало быть, Петрович… Через нос его тянулся шрам, череп был обрит. Само собой вспомнилось прозвище – Киллер.

– Можешь так и звать, все зовут. А чё с аптеч-кой-то пришел? – Киллер задрал брови, разглядывая кожаную сумку с выдавленным на ней крестом. – Думаешь, я тут внезапно заболею?

Смех у него был неприятный, мокрый, похожий на бульканье.

– Не исключено, – сухо ответил Михаил.

– Ты и на думу с этим хозяйством ходил? Не, их не вылечить… – Киллер выдвинул верхний ящик стола, сунул туда руку, вытащил сигаретную пачку. – А про наших с тобой недальновидных друзей… – Выщелкнул из пачки сигарету, закурил. – Про наших друзей, страдающих прискорбной зависимостью от химических агентов, я тебе так скажу: не наркомания корень зла в этом мире.