Произнеси слово «секс», и внимание подростков тебе обеспечено, думал Картер.
Как…
Просматривая записи, он рассеянно откликнулся на стук в дверь:
– Войдите.
Эволюция, самосознание и отвага под маской…
Он поднял глаза и заморгал.
Еще думая о Розалинде, он таращился на Макензи.
– Привет, прости, что помешала.
Картер вскочил, задел бумаги, несколько листов спланировало на пол.
– А, ничего. Все в порядке. Я просто…
Они одновременно наклонились, чтобы поднять бумаги, и столкнулись лбами.
– Прости, мне жаль. – Картер взглянул ей в глаза. – Господи, что я несу.
Мак улыбнулась, продемонстрировав ямочки.
– Привет, Картер.
– Привет. – Он взял протянутые ею бумаги. – Я просто намечал главные моменты для дискуссии по Розалинде.
– Какой Розалинде?
– Шекспировской. «Как вам это понравится».
– А, которую в кино сыграла Эмма Томпсон?
– Нет, то «Много шума из ничего». Герцог Фредерик отправляет свою племянницу Розалинду в изгнание. Она переодевается в юношу Ганимеда.
– Своего брата-близнеца?
– Нет, то «Двенадцатая ночь».
– Я их все время путаю.
– Ну, хотя между «Как вам это понравится» и «Двенадцатой ночью» существуют параллели и в замысле, и в сюжете, они заметно расходятся… Прости, я увлекся.
Картер положил бумаги на стол, снял очки, которыми пользовался только для чтения, и приготовился мужественно встретить последствия своих действий.
– Я хочу попросить прощения за…
– Ты уже просил. Ты просишь прощения у всех женщин, которых целуешь?
– Нет, но, учитывая обстоятельства… – Картер, забудь, приказал он себе. – Ладно. Чем могу быть полезен?
– Я заглянула, чтобы передать тебе это. Хотела оставить у секретаря, но мне сказали, что у тебя «окно», и объяснили, где тебя найти. Ну, я и решила передать лично.
Мак протянула сверток в коричневой бумаге и, увидев замешательство Картера, подсказала:
– Можешь открыть. Это маленький подарок. За то, что ты позволил мне выговориться и избавил от похмелья. Мне показалось, что тебе понравится.
Картер аккуратно разорвал клейкую ленту, развернул бумагу и увидел фотографию в простой черной рамке. На фоне белого снега и кружевных деревьев ярким пламенем алел маленький кардинал.
– Потрясающе.
– Да, мило. – Мак внимательно смотрела на него. – Одно из удачных мгновений. Вчерашнее раннее утро. Не птица додо, но это наша птица.
– Наша… О, верно. И ты принесла ее мне. – Его лицо вспыхнуло от удовольствия и смущения. – Я думал, ты сердишься на меня после…
– Того, как твой поцелуй отшиб мне мозги? Это было бы глупо. К тому же, если бы я разозлилась, то не стала бы ждать и отколотила тебя, не сходя с места.
– Да, наверное. И все же, я не должен был…
– Мне понравилось, – прервала Мак, лишив его дара речи, и, развернувшись, отправилась изучать помещение. – Итак, это твой класс, где все происходит.
– Да, мой. – Господи, ну почему никак не включаются мозги, и куда подевалось красноречие?
– Я не была здесь целую вечность. Похоже, за это время здесь ничего не изменилось. Обычно говорят, что, когда через много лет возвращаешься в школу, она кажется меньше. А мне она кажется больше. Большая, просторная, светлая.
– Удачный проект. Я имею в виду здание. Открытые пространства и… Но ты говорила в переносном смысле?
– Возможно. По-моему, у нас иногда проходили уроки и в этом классе. – Мак подошла к окнам в южной стене. – Кажется, я сидела здесь и смотрела в это окно вместо того, чтобы слушать учителя. Мне здесь очень нравилось.
– Правда? Мало у кого остаются приятные воспоминания о средней школе. Это эпоха политических интриг и столкновений амбиций, подпитываемых бушующими гормонами.
Мгновенно вспыхнувшая улыбка осветила ее лицо.