Так и поверил.

_____

* Очень грубое “Зачем тебе это знать?”.

** “Замолчать”.

*** Таймурад отправил девушку в очень далекое нецензурное плавание, пожелав приятного ей путешествия.

6. Bad boy / Вкус пахлавы

Верно ли, что вера всегда должна идти

от сердца и иметь нейтральное послевкусие?

Откуда ему её взять, если не было?

Тэми.

— Таймурад, - разносится эхом над головой.

Отворачиваюсь от уже не зашторенного окна и закрываю ухо подушкой.

— Таймур-р-р-ра-а-ад! - Повторяет гость громче и строже, будто я какой-то мальчишка, к которому можно вот так приходить и будить его...

Гневается. Заставляю себя сесть, потирая глаза и сглатывая от паршивого ощущения - горло будто исцарапано, пить хочу. Сколько времени сейчас? Зеваю... Если он пришёл, тогда десятый час? Так рано? Снова нотации?

— Да, отец.

Он стоит у окна, рассматривая его любимый вид. Наверное, если бы не образ успешного семьянина, этот старый муж остался бы тут жить вместо меня. А хотя, там же на девятом его содержанка прописана, так что…

— Не устал ещё спать? Опять всё пропустил… Вставай и соверши уже утренний намаз, как полагается!

Ворчит, обернувшись ко мне. Волосы уже давно пробрала седина, хотя ему это даже к лицу, да и морщинки у глаз стали ещё отчетливее, сколько их не скрывай. Возможно, это возраст, а может, он волнуется, что младший его всё никак не станет тем, кого тот старается вылепить.

За последние года молодящийся "просто Карим" чуть набрал, стал степеннее, и взгляд стал “добрее”. Все наивно полагают, что дело в той очередной кукле со сделанными губами, грудью, задницей, ресницами, бровями, ногтями, носом и перезашитой... отдельной частью, ха.

Та не стала от этого краше, но ему нравится, он вообще любит к кому-нибудь привыкать, а потом втаптывать, когда надоест. Скоро "надоест", я уверен. Расправляю плечи, хотя всё равно не спешу убежать одеваться и искупать свою вечную вину свежим поклонением.

— Давай поговорим позже, да? - Добавляю улыбку. - Проходи на кухню…

— Я должен ждать сейчас? За пропуск одной молитвы спошлют семьдесят лет мучений! На сколько ты уже напропускал?

— На тысячу лет, отец… Чай?

От чаепития никогда не откажется. Даже если весь мир будет рушиться, найдёт время на кружку-вторую. Потому ухожу приводить себя в порядок, ставлю кипяток, достаю с полки байховый плиточный такта чай, соль, из холодильника - сливочное масло. Прогреваю заварничек, пару раз обдаю для приличия кипятком, прежде, чем всё начать... Отламываю побольше заварки, заливаю на треть и закрываю полотенцем, хотя сам не перенял эту отцовскую любовь.

Сажусь за стол, ожидая, когда напиток заварится, чтобы позже ещё добавить воды. Мой уважаемый гость заканчивает любоваться окрестностями, перестав строить планы по покорению этого города и перестав думать на годы вперёд. Проходит и садится вальяжно напротив. Я, наверное, всё-таки ещё не ценю то, что было заложено им в меня с детства. Надо учиться ценить, он не вечен.

— У вас тут недалеко собираются дома сносить, ты бы узнал…

— На Армейской?

— На Калугиной. От Армейской нет пользы, даже лет через двадцать там ничего не изменится, запомни это. А на Калугиной я у нас продвину план по развитию на будущую пятилетку, и ты же знаешь, землю надо брать уже сейчас.

— Хорошо, отец.

Тот смотрит на свои руки, исчерченные линиями проступающих вен, поправляет перстень на безымянном, немного прокашлявшись. Медленно поднимает взор на меня и чуть кривит едва мелькнувшую улыбку.

— Вчера свадьба была у Алики твоей. Представляешь, просто в ЗАГСе с этим русским оформили. Совсем дочь распустили…

— Да, я знаю. - Поправляю футболку и делаю вид, что теперь сам увлечён созерцанием красоты в окне.