***

Мы с Марго не разговаривали до конца учебного года. Я смотрела на нее издалека, не решаясь подойти, не зная, как попросить прощения. Мое упрямство тогда победило. Может, не будь я такой упрямой, все сложилось бы иначе.

Я просто боялась. Боялась открыть сердце, боялась ошибиться. В такие моменты страх настолько захватывал меня, что я терялась, не зная, что делать дальше. Это чувство такое острое, такое всепоглощающее. Я ведь тогда не понимала многого – ни своих эмоций, ни того, как с ними справляться. Мне казалось, что ошибиться – это катастрофа. А уж показать кому-то свою уязвимость? Это просто немыслимо.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это был не просто страх ошибиться. Это был страх того, что я могу не справиться, что если я открою сердце, то все рухнет, и меня поглотит разочарование. Я боялась самой возможности быть отвергнутой.

«Ты была трусихой», – шепчет «Тень», и я помню эти слова даже спустя столько лет.

Да, я боялась. Но не только того, что меня отвергнут. Я боялась того, что если я покажу свои истинные чувства, то разрушу всю ту защиту, которую строила годами. Мне тогда казалось, что если я буду играть по правилам – держать эмоции под контролем, не давать себе вольности – то ничего плохого не случится.

Но в этом и заключалась моя ошибка. Я думала, что, если буду молчать, все как-то само решится. Что Адриан вдруг возьмет и сам признается, а я смогу остаться в безопасности, не рискуя ничем.

«О, как же ты заблуждалась, – «Тень» смеется, словно подтверждая мое нынешнее осознание. – Ты думала, что будешь в безопасности? Но в итоге только больше загнала себя в ловушку страха».

И каждый раз, когда я пыталась рискнуть, «Тень» была рядом. Она шептала мне на ухо, что я недостаточно хороша, что если я сделаю это, то все разрушится. И я верила ей. Верила, что лучше остаться в своей зоне комфорта, чем попытаться вырваться из нее.

– Ошибаться – это нормально, – говорю я себе сейчас, будучи взрослой. – Но тогда это казалось концом света. Тогда я просто не могла позволить себе совершить ошибку.

Сейчас я с улыбкой вспоминаю, как Адриан ради меня делал вещи, на которые ни за что не пошел бы ради других. В школе я организовывала почти все мероприятия и концерты, мне часто приходилось придумывать что-то необычное. Конечно, ведь хочется сделать выступления более интересными и яркими, и иногда я увлекалась со своими идеями. И вот однажды я предложила Адриану выйти на сцену… в женском платье и парике.

26 декабря, 10 класс

…Он взглянул на меня тем своим взглядом: одновременно удивленным и насмешливым, и долго молчал. Я знаю, что в его семье так было принято – он был восточной национальности, где мужчинам полагалось быть мужчинами, и вообще принято не вести себя «так». Он должен был, наверное, разозлиться или хотя бы отказать, но вместо этого лишь улыбнулся и кивнул:

– Только ради тебя, Саша, – сказал он, с легким смехом в голосе.

***

Я помню, как зал смеялся, когда он вышел на сцену в этом безумном наряде. Я тоже смеялась, но в то же время не могла не заметить, что Адриан казался спокойным и уверенным, словно его вовсе не волновало, что подумают другие. Он делал это для меня. И это ощущение… того, что он был готов на такое ради меня, льстило, конечно. Даже больше, чем я готова была себе признаться.

Его же отношение к другим девчонкам было совсем другим. Он бывал не слишком вежлив и почти холоден. Мог бесцеремонно сбросить руки девиц, если они пытались приблизиться слишком близко или вовсе висли на нем. Он не церемонился и отказывал, когда его просили о чем-то ему неприятном. Но ко мне – всегда улыбка, всегда согласие, всегда готовность сделать то, о чем я просила. Конечно, я этим пользовалась, порой даже слишком, и от этого во мне поднималось странное чувство власти над ним.