Донцов взглянул на неё. Её поразило его абсолютно непроницаемое лицо. Лер всегда смотрел на неё с нежностью, страстью, просто любовался, а тут… ничего. Чистый лист. Такой контраст на фоне произошедшей вспышки страсти пугал. Мужчина тем временем привычным движением взглянул на дорогущие наручные часы швейцарской марки и коротко произнес:

— Полчаса.

Столь непривычная невозмутимость Лера окончательно выбила её из колеи. Воронцова подтянула коленки к груди и обняла их. Инстинктивно сжалась в защитную позу, уже понимая, что ничем хорошим навязываемый им разговор не кончится.

— Что-то случилось? — несмело спросила девушка, глазами пытаясь нащупать в Донском любой малейший след от былой теплоты и нежности, но его не было, а ведь ещё недавно Мария плавилась в руках этого мужчины.

— Да, случилось, — признал Валерий и подтянул к себе стул. Звук царапающих ножек о паркет заставил поморщится обоих. Всё также невозмутимо сел на него и прямо посмотрел на Машу. — Нам надо расстаться.

Вот так. Просто. Холодно. Бескомпромиссно. Больно. Три слова словно хорошо заточенным ножом по сердцу полоснули.

— Давай только без слез и истерик, Маш, — продолжил абсолютно ровным голосом Донской, а Мария всё никак не могла понять, как этот безразличный человек может быть её любимым и ласковым Лером. Этого просто не может быть. Люди так радикально не меняются за столь короткое время. — Это неприятно, но рано или поздно всё равно произошло бы. Мы это оба прекрасно понимали.

Понимала ли она? К сожалению, где-то в самой глубине души понимала, хотя и надеялась на лучшее, надеялась, что чувства окажутся сильнее… И оказалась абсолютно не готовой к этому разговору. Валерию оказалось достаточно всего нескольких слов, чтобы размазать её, превратить в труху. Сейчас из-за шока Воронцова ещё не конца осознала новую действительность, где они не вместе, но уже знала — дальше будет только больнее. Словно в утешение пришла в голову совсем глупая мысль: «Хорошо, что не пошла у него на поводу и не отказалась от карьеры, иначе было бы совсем хр*ново».

— Почему? — только один вопрос. Она имела права знать, почему Валерий её бросает, даже если правда причинит ещё большую боль. Ей это нужно. Для чего? Для того, чтобы понять? Или для того, чтобы окончательно разочароваться? Маша не знала точного ответа на вопрос, просто понимала, что ей нужна правда.

— Я женюсь, — простой ответ заставил её съежится от боли.

Вновь затошнило, Воронцова лбом уткнулась в колени. Всё-таки слезы потекли по щекам. Она не хотела плакать, не хотела демонстрировать насколько болезненно для неё происходящее, но Маше было слишком больно, чтобы удержать эту горечь в себе. Трудно держать себя в руках, когда тебе в спину всадил нож самый близкий тебе человек. Трудно сдерживать крик, когда у тебя кровоточит открытая рана. Мария доверяла ему, а он… Всё-таки правы были кумушки в офисе, которые в деталях разбирали личную жизнь Донского. Пусть в их словах было много лжи и додумок, но главное они уловили точно — Валерий привык к женскому вниманию и беззастенчиво пользовался им. Вот и ей попользовался.

Черт, что так тошно и мерзко-то так?

— У тебя есть невеста? — голос её сухой и безжизненный, как пожухлые листья поздней осенью. — Кто она? Я её знаю?

Зачем ей все эти подробности, ведь главное Маша для себя вынесла? Словно мазохистка Воронцова продолжала разговор, хотя нужно было просто выставить предателя вон. Хотя по сути квартира принадлежит ему, и Маша даже не имеет права выставить мужчину за дверь. Скорее всего именно Воронцова в ближайшее время окажется в состоянии поиска нового местожительства. Даже если Донской её и не выставит из своей квартиры, продолжать жить здесь Маша просто не сможет.