— Забей, — отмахнулся он него.

— Ладно, пошли. Узнаём у твоего бати, какими колготками будем торговать, — свернул он неприятный разговор. — О, а так нам будет легче клеить красоток!

— Лёха, ты неисправим!

— Да брось ты! Я просто во всём ищу плюсы, — сказал он, с улыбкой Чеширского кота.

— Пойдём, я жрать хочу, а на рынке недавно открылась палатка с пирожками. Там перекусим заодно.

2. Глава 2

Позволено ли мужчине плакать? До этого момента я считал, что нет. Не существует такой причины, которая смогла бы пошатнуть во мне эту непоколебимую уверенность. Как же я ошибся… Оказалось даже такие бесчувственные, жесткие и непробиваемые, как я, способны плакать, как дитя. Рыдать навзрыд, оглушая рёвом раненого животного всю округу. Рвать на голове волосы, кричать, взывать к богам, которые кажется отвернулись от тебя, не иметь возможности избавиться от той лавины чувств, которая захлёстывает. Все муки ада, обрушиваются на тебя, когда дорогой тебе человек смотрит на тебя стеклянными глазами, в которых больше нет искр жизни. Если на твоих глазах убивают человека, который всегда был для тебя примером, на которого ты стремился походить каждым своим словом, взглядом, действом, то уже не важно плачешь ты или нет. Это никак не определяет тебя, как слабого или сильного мужчину. Ты просто теряешь часть своей души, отвечающую за что-то очень важное, основополагающе. Так произошло и со мной…

— Ай, млять, как же горячо, — причитал Лёха, раскрыв рот и обмахивая жирными руками свой язык, обожжённый горячим беляшом, купленным на рынке.

— Сам виноват! Тебя мать в детстве не учила, что сначала нужно подуть на горячую еду, прежде чем заглатывать её, как голодная чайка? — поинтересовался у друга, аккуратно дожёвывая свой беляш.

— Ха-ха, шутник. Я так хотел жрать, что было не до сантиментов, — пояснил он.

— Сантиментов? Серьёзно? Ты хоть знаешь значение этого слова? — подтрунивал я над этим болваном.

— Тоже мне академик Сахаров… Чё докопался? — набычился он.

— Кому ты сдался? Я за тебя переживаю. Вдруг начнёшь умничать с чужими людьми, а тебя не поймут. Без зубов ведь останешься, — подметил я. В последнее время предъява может прилететь за что угодно. А умные слова, которые не каждый поймёт, могут стать катализатором агрессии тупоголовых братков.

— Спасибо, мамочка. Что б я делал без тебя? — фонтанировал он сарказмом.

— Даже не представляю…

Наш словесный пинг-понг продолжался пока мы пробирались сквозь ораву снующих туда-сюда зевак. Толпы народа лавировали между торговыми палатками будто о работе никто и никогда не слышал. Откуда во вторник в разгар рабочей смены взялось на рынке столько людей?

Очередной толчок в бочину по какой-то причине привлёк моё внимание. Стоило увидеть, чей именно угловатый локоток «пощекотал» мне рёбра, в груди образовалась дыра с воющей в ней вьюгой. Всё такая же красивая, как и два года назад. Вьющиеся волосы, спадающие по плечам, зелёные глаза, утягивающие тебя в эту трясину, худощавая фигурка. Я ощупывал взглядом свою первую любовь, пока не наткнулся на то, что всколыхнуло во мне что-то тёмное, необъяснимое и разрушающее. Заалевший синяк на скуле, как маяк, притянул мой взгляд. И поняв куда направлен мой взор, Рита постаралась поскорее прикрыть эту метку своими волосами, но я мгновенно перехватил её руку.

— Что это такое? — пробасил я.

— Ничего. Там ничего нет! — истерично отвечала мне моя первая любовь.

— Как давно Олег тебя бьёт? — спросил, стараясь контролировать свой гнев, застилающий разум кровавой пеленой.

— Олежа никогда меня не трогал! Как ты мог подумать такое о моём муже? — муже… Это слово резануло по нервам, как бритва.