Глаза Марии Александровны увлажнились слезами, ее лицо раскраснелось. Она поднесла платок к глазам и тяжело вздохнула.
– Мамочка! – горячо откликнулась Лика. – Никто, слышите ли, никто не сможет любить вас так, как я люблю вас! Вы так добры и прекрасны, так ласковы и нежны, чудесная моя мамочка, и я так люблю вас, так сильно люблю!
– Лика, дитя мое, – растроганно отозвалась Мария Александровна, – ты не представляешь, как много счастья и тепла дали мне твои слова! Господь да благословит тебя за это, моя милая девочка! О, мы будем с тобой большими друзьями! Не правда ли? Я чувствую это, я обрела, наконец, друга в моей дочурке, искреннего и неподкупного друга. Дорогая моя, незаменимая моя крошка! – и Мария Александровна поспешно стерла следы слез со своего умиленного лица.
Когда в комнату вошла Феша с целым ворохом юбок и лифов[9], она уже улыбалась привычной улыбкой светской женщины и, зорко следя за движениями горничной, с ловкостью и проворством раскидывавшей все эти воздушные костюмы и украшения по козеткам и креслам изящного будуара, уже совершенно лишенным недавнего волнения голосом произнесла:
– Ну, посмотрим, что ты выберешь на сегодняшний день, моя милая девочка!
Но Лика, еще не успевшая опомниться от только что произошедшей сцены, еще исполненная сладкого чувства, горячего влечения к матери, растерянно и взволнованно стояла посреди этого царства кисеи, лент, воланов и кружев, устремив свой взгляд на милое лицо матери, которое она так привыкла любить всем своим сердцем, всей душой, несмотря на разделявшие их тысячи верст.
Мария Александровна поймала этот любящий дочерний взгляд и снова ласково улыбнулась девушке:
– Ну-ну, выбирай же, что тебе надеть, моя птичка, а то мы, пожалуй, не покончим с этим до самого вечера.
Но Лике было решительно все равно, во что бы ее ни одели. Все казалось ей безразлично, все, что не касалось ее матери, ее чаровницы-матери, которой Лика не задумываясь отдала бы всю свою жизнь.
Глава V
Яркое солнце заливало потоками света прелестную уютную комнатку, когда на другой день Лика проснулась.
Из сада неслось звонкое веселое чириканье птиц, смешанное со звуками падающей воды искусственного каскада, устроенного неподалеку от ее окон.
Радостное чувство охватило Лику: она – дома!
Весь вчерашний день промчался, как вихрь, и у нее просто не было времени осознать эту радость. После позднего обеда, на который были приглашены хохотунья Бэтси, оба товарища Анатолия и мистер Чарли, как его называла Рен, вся компания в сопровождении Марии Александровны отправилась на музыку. У Лики слегка шумело в голове от всей этой веселой суеты, французской болтовни и шуток брата.
Впечатлительной натуре молодой девушки все казалось дивно прекрасным и чарующим, как сказка.
На вокзале, где играла музыка, они всей семьей со своими гостями заняли столик и, весело болтая, пили чай. Но не прошло и пяти минут, как они уже были окружены веселой толпой молодежи, преимущественно товарищей Анатолия и приятельниц Рен.
Вскоре в голове Лики образовалась путаница от всех имен, отчеств и фамилий, которые ей нынче пришлось услышать. Она все время улыбалась и кланялась, кланялась и улыбалась, и ей было весело и приятно сознавать себя центром собравшегося общества.
И теперь, в это ясное августовское утро, лежа в своей свежей, мягкой постельке, потягиваясь и поеживаясь, как котенок, Лика не могла расстаться с ощущением счастья, которое теплой, нежной волной наполняло ее сердце. Собираясь домой, в Россию, она не ожидала ничего подобного.
Правда, в ее детских воспоминаниях осталась прежняя, полная комфорта жизнь дома, но то, что она нашла здесь теперь, превзошло все ее ожидания.